Кто виноват в миллионах смертей в ходе Гражданской войны в России
Во время Гражданской войны в России были убиты миллионы человек. Кто несет ответственность за эти жертвы и за то, что страна в те годы не смогла встать на демократический путь развития? Могли ли победу в Гражданской войне одержать не большевики, а другие силы и к чему это привело бы? На эти и другие вопросы в ходе дискуссии, организованной Фондом Егора Гайдара и Вольным историческим обществом, ответили доктор исторических наук, профессор РАНХиГС Константин Морозов и кандидат исторических наук, доцент, заместитель заведующего кафедрой истории общественных движений и политических партий исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Алексей Гусев. «Лента.ру» публикует выдержки из их выступлений.
Причины Гражданской войны
Константин Морозов:
Причины Гражданской войны, по моему мнению, лежат за пределами 1917 года, и я не согласен с теми, кто обвиняет в ее начале Февральскую революцию. Предотвратить революцию и дальнейшие потрясения можно было задолго до них, поскольку магистральный путь России XIX — начала XX веков — это превращение России из абсолютной монархии в конституционную. Путь этот был сознательно заблокирован одними императорами, а другие не проявили достаточного энтузиазма по доведению дела до конца.
Конечно, причины Гражданской войны самые разные, и формировались они задолго до ее начала. Ответственность за нее тоже несут разные силы и люди, но тут нужно понимать, что, с одной стороны, нельзя впадать в примитивизм и говорить об абсолютной вине, скажем, Николая II. С другой стороны, нельзя размазывать ответственность тонким слоем и говорить, что виноваты все. Мне кажется, что львиную долю ответственности за разгон Учредительного собрания, который стал катализатором Гражданской войны, несут большевики.
Алексей Гусев:
Я сосредоточусь на трех основных тезисах.
Я думаю, что Гражданскую войну как социально-политический конфликт провоцировали два лагеря с двух сторон. Один представляли правые политические силы, опиравшиеся на социальные верхи: помещиков, крупную буржуазию, старую бюрократию, значительную часть офицерства. Это те социально-политические силы, интересам которых противоречили не только Октябрьская, но и Февральская революция. Они понимали, что развитие революционного процесса, начавшегося в феврале 1917 года, неизбежно приведет к их проигрышу. У помещиков будет отобрана земля и отдана крестьянам, будут расширены права рабочих в отношениях с предпринимателями, будет проведена федерализация государственного устройства России, она перестанет быть единой и неделимой. Те, кто был против таких преобразований, начали организовываться еще летом 1917 года.
Затем в дело вступает другой социально-политический лагерь, а именно — сами большевики и та часть максималистски настроенных рабочих и солдат, на которую они опирались. После захвата власти именно они своей политикой (прежде всего, экономической, носившей антикрестьянский характер) провоцируют раскол в массах. В результате другая сторона получает массовую поддержку. Это приводит к возникновению масштабной фронтовой войны. В конце концов, побеждают красные, которые хотя и грабят крестьян, но все же признают за ними землю. Белые грабят, но революционных преобразований не признают, выступают за единую и неделимую страну, не признают национальных устремлений меньшинств и так далее. Они своей политикой просто оттолкнули основную массу населения, которая предпочла большевиков как меньшее зло.
Еще один момент: в Гражданской войне были не только две эти стороны. Была еще и очень важная третья сторона — крестьянское движение. В России в 1918-1922 годах имела место самая настоящая крестьянская война. Сотни тысяч участников, широкий территориальный охват. И эту сторону тоже ни в коем случае нельзя забывать. Крестьянское движение потерпело поражение потому же, почему и все прошлые: слабость, распыленность, неорганизованность, локальность, отсутствие четких политических установок и ориентиров.
Чья вина
Константин Морозов:
Следует говорить о разной степени вины. Например, большевики обожали обвинять эсеров и меньшевиков в том, что они в 1917 году не дали добились мира, земли и прочего, а значит, и несут ответственность за Октябрь и Гражданскую войну. Действительно, был целый ряд просчетов и ошибок, в том числе и потому что генералы всегда готовятся к прошедшим войнам. После падения самодержавия все ожидали игры в нормальные политические шахматы по демократическим правилам.
Никто не ожидал, что эта доска будет перевернута и начнется политическое домино и мордобитие, что события будут развиваться столь стремительно. Можно ли ставить эсерам в вину желание провести законы о земле через Учредительное собрание? Единственное, в чем их можно упрекнуть, — в том, что созыв собрания не был ускорен, и уже летом или в сентябре не начали давать крестьянам землю. Нужно было создавать однородное социалистическое правительство, и внутри эсеров шла борьба за это.
Их можно было упрекнуть в том, что они были неоднородны. Часть их выступала за борьбу только против белых, другая — только против красных, третьи — за борьбу на два фронта. Но их степень вины, на мой взгляд, ощутимо меньше вины большевиков. Те же белые генералы, при всей их авторитарности, могли поддаться эволюции к демократии, в том числе под давлением российских партий, потому что у них действительно была слабая социальная база и присутствовало давление со стороны союзников. Но посмотрите на всю историю Советского Союза: большевики действительно оказались неспособны к эволюции в сторону демократии.
Я не снимаю вины с эсеров и меньшевиков за их просчеты и ошибки. Но они все же не авантюристы, у них не было курса на взятие власти, как это было сформулировано в «Апрельских тезисах», на развязывание гражданской войны. Как сказал один из эсеров на процессе 1922 года, Ленин занимался «политическим озорством», закончившимся потерей миллионов жизней.
Кто хуже
Алексей Гусев:
Мы можем посмотреть на реальные исторические примеры того, что происходило при победе белых. Например, Венгерская социалистическая республика во главе с коммунистами и социал-демократами, недолговечная, уничтоженная. К власти в стране приходит генерал Миклош Хорти, устанавливается монархия, хотя и без монарха. Сразу вводятся различные антиеврейские законы, устраивается белый террор, гораздо более масштабный, чем красный, практиковавшийся до этого. Устанавливается, по сути, военная диктатура, в 1930-е годы плавно перетекающая в фашистский тоталитарный режим со всеми необходимыми атрибутами.
В 1920-1930-е годы нигде в Восточной Европе не наблюдалась эволюция к демократии. Везде мы видим прямо обратный процесс: установление диктаторских авторитарных режимов и затем плавное скольжение в сторону фашизма. Большинство белых офицеров в добровольческой армии вооруженных сил юга России, в колчаковской армии, на севере, в Западной добровольческой армии, были монархистами. Все — и современники, и историки — с этим согласны.
В случае их победы, как говорил Ленин, депутаты были бы «медведями, которых водят за кольцо в носу» царские генералы. Белые даже избегали понятия «Учредительное собрание». Они не хотели его восстанавливать и использовали термин «национальное собрание», которое было бы создано под контролем новых жестких диктаторов. Не знаю, насколько фашизм лучше сталинизма — это дело вкуса.
Константин Морозов:
Белое движение было неоднородным. Вопреки нашим представлениям о белых офицерах, во время Первой мировой войны в офицерский корпус рекрутируется очень много интеллигенции, студентов, не говоря уже о том, что в 1917 году в юнкера брали много евреев, от которых черносотенно настроенное офицерство впоследствии старалось избавляться.
Как уже было сказано, социальная база у белых была слабой, и это принципиальный момент. Их генералы, несомненно, устроили бы белый террор и казни. Но создание власти с мощной социальной опорой на крестьянство для них было невозможно, а поддержки среди рабочих у них не было. Я почти уверен, что какие гонения они ни устраивали бы на социалистические партии и профсоюзы, они не смогли бы их задавить. Это послужило бы началом борьбы и привело к необходимости идти на компромиссы.
Что касается фашизма, то белое движение и фашизм — разные вещи. Русский фашизм появился в конце 1920-х годов в Харбине, но для его появления нужен был весь ужас Гражданской войны и крайняя радикализация всех и вся. Деникин — это не Франко и не Гитлер. Кроме того, я не верю в то, что генералы пошли бы дальше большевиков (а именно — Сталина), которые фактически сделали насилие инструментом социального экспериментирования. Ни одному белому генералу не пришло бы в голову проводить коллективизацию, которая унесла миллионы жизней, устраивать ГУЛАГ, депортировать целые народы.
Масштабы террора
Константин Морозов:
Казанский историк Алтер Литвин считает, что красный и белый террор — одно и то же. С моральной точки зрения с ним можно согласиться, а с точки зрения механизмов и институциональной основы — нет. Мне ближе точка зрения Сергея Мельгунова, говорившего о том, что большевики внесли террор в свою идеологию и сделали его инструментом преобразования общества. Они создали специальную структуру для этого — ВЧК, которая после войны не была закрыта. Все чекистские кадры происходят из красного террора. Трудно говорить о цифрах, но если верить им, то красный террор доминирует.
Но я бы не стал измерять его цифрами. Защитники Сталина любят говорить, что расстреляли «всего» миллион с чем-то, а по политическим статьям репрессировали «лишь» пять миллионов. Нельзя так измерять террор. Если на наших глазах совершить политический расстрел, то в статистике мы запишем убийство одного человека, а бегать по психотерапевтам будем все.
Алексей Гусев:
Террор — спутник абсолютно любой гражданской войны. В российской Гражданской войне его практиковали все стороны (в разной степени, конечно). Но красный и белый террор по своим масштабам все же сопоставимы. Общее количество жертв оценивается историками в 1,3-1,5 миллиона человек, включая жертв низовых расправ, в том числе 300 тысяч жертв еврейских погромов, лежащих в основном на совести белых.
Красный террор, конечно, был более централизованным, и под него пытались подвести некую теоретическую основу. Но у белых было то же самое. Колчак и Краснов издавали приказы вроде «рабочих арестовывать запрещаю, только вешать и расстреливать, повешенных не снимать в течение трех дней». Рабочие воспринимались как подрывной элемент, с которым надо вести борьбу. В обоих случаях террор метил в конкретного противника, и жертвами его становились не эти титульные объекты, а простые люди.
Сложно сказать, кто начал первый. В октябрьских боях в Москве сначала юнкера расстреляли солдат 56-го пехотного полка, которые сдались в Кремле, затем солдаты расстреливали юнкеров. Одним из первых, кто произнес слово «террор», был руководитель Добровольческой армии генерал Корнилов — в феврале 1917 года, не в сентябре. Поэтому и здесь ответственность лежит на всех сторонах.
Могла ли Гражданская война завершиться по-другому
Алексей Гусев:
Я думаю, что не существовало никакой фатальной предопределенности победы большевиков. Она была закономерна, но не предопределена. Павел Милюков впоследствии написал книгу «Россия на переломе», где указывал, что антибольшевистские силы могли победить в случае более массовой поддержки со стороны союзников. Но Антанта стала помогать им только после прихода к власти белых генералов с программой реставрации монархии, у которых было мало шансов на победу. Другой вариант, по мнению Милюкова, — приход некоего военного гения, потому что и Колчак, и Деникин, и Юденич были достаточно посредственными военачальниками, а на стороне красных воевало большинство офицеров генерального штаба императорской армии. Лев Давидович Троцкий оказался более талантливым организатором, чем его белые оппоненты.
Но конъюнктура могла сложиться и так, что большевизм бы пал либо в результате военного поражения от белых, либо в результате массовых крестьянских восстаний. В случае победы белых могло последовать восстановление монархии, военная диктатура и дрейф к фашизму. Если бы большевистский режим разрушился под давлением крестьянских восстаний и рабочих забастовок, то исход был бы другим. Крестьянское движение шло под лозунгом «За свободные Советы», а не за Учредительное собрание. В случае его победы государственность была бы радикально децентрализована, и Россия превратилась бы в крестьянскую республику. Но это маловероятно вследствие того, что крестьянские войны всегда и везде терпели поражение.
Константин Морозов:
Гражданская война, безусловно, могла завершиться по-другому. Но в результате очень большой разобщенности все антибольшевистские силы были неспособны договориться друг с другом. Мощнейшее тамбовское крестьянское восстание и Кронштадтский мятеж пришлись на самый конец войны. Ленин неслучайно считал чудом, что не нашлось никого, кто «вывез бы нас на тачке». Так что победа большевиков в Гражданской войне совсем не была закономерной.