На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

CCCP

30 857 подписчиков

«О (так называемом) «национал-уклонизме»

В платформе КПСС «Национальная политика партии в современных условиях», принятой Пленумом ЦК КПСС 20 сентября 1989 г., поставлена задача: «...особо рассмотреть вопросы, связанные с обвинениями в так называемом «национал-уклонизме», дать им оценку, восстановить имена тех партийных и советских деятелей, кто был политически ошельмован и репрессирован по этой причине».

 

Когда же впервые появился и как первоначально трактовался в партийных документах вопрос об уклонах в реализации национальной политики партии? Что вкладывалось в само понятие «уклон»? Какова была дальнейшая трансформация данного понятия, приведшая к недопустимым, как подчеркивал В.И. Ленин уже в декабре 1922 г., обвинениям в «политических преступлениях» , выдвигавшихся в адрес ряда партийных и советских работников национальных республик? В чем причина этой трансформации, открывшей в дальнейшем возможность политических шельмований и репрессий?

Определение уклонов, «вульгаризирующих и искажающих политику партии в национальном вопросе», принадлежит И.В. Сталину. Оно появилось в тезисах «Об очередных задачах партии по национальному вопросу», подготовленных к Х съезду РКП(б). В них отмечалось, что к уклонам «от коммунизма», с одной стороны, к великодержавности, колонизаторству, великорусскому шовинизму, а, с другой, – к буржуазно-демократическому национализму, принимающему иногда форму панисламизма, пантюркизма (на Востоке) ведут: в первом случае – то, что «работающие на окраинах великорусские коммунисты, выросшие в условиях существования державной нации и не знавшие национального гнета, нередко преуменьшают значение национальных особенностей в партийной работе, либо вовсе не считаются с ними, не учитывают в своей работе особенностей классового строения, культуры, быта, исторического прошлого данной национальности»; во втором – то, что «коммунисты из местного коренного населения, пережившие тяжелый период национального гнета и не вполне еще освободившиеся от признаков последнего, нередко преувеличивают значение национальных особенностей в партийной работе, оставляя в тени классовые интересы трудящихся, либо просто смешивают интересы трудящихся данной нации с «общенациональными» интересами той же нации, не умея выделять первые из последних и строить на них партийную работу .

Сталинские тезисы обсуждались на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 5 февраля 1921 г. и затем подвергались редактированию в специальной комиссии во главе с В.И. Лениным. Отсюда понятие «уклон» использовалось в ленинской трактовке, который в докладе Х съезду «О единстве партии и анархо-синдикалистском уклоне» характеризовал его следующим образом: «Уклон не есть еще готовое течение. Уклон есть то, что можно исправить. Люди несколько сбились с дороги или начинают сбиваться, но поправить еще можно. Это, на мой взгляд, и выражается русским словом «уклон». Это – подчеркивание того, что тут еще нет чего-либо окончательного, что дело – легко поправимое, – это желание предостеречь и поставить вопрос во всей полноте и принципиально» .

Вместе с тем В.И. Ленин подчеркивал, что этот вовсе не означает лишения доверия коммунистов, «сбившихся» с дороги либо начинающих с нее сбиваться. «Мы говорим, – указывал он, – с одной стороны, вы в дискуссии проявили уклон, который политически опасен», и добавлял, обращаясь к лидерам анархо-синдикалистского течения, что, с другой стороны, последующее включение съездом в состав ЦК представителей этой группы, является проявлением «высшего доверия, больше которого в партии не может быть» . Последнее исключало любую возможность предъявления каких бы то ни было политических обвинений в адрес тех, кто обнаруживал «уклонистские» устремления.

Существенным обстоятельством являлось и то, что сталинские тезисы, решительно осуждая оба уклона в национальном вопросе, содержали, благодаря ленинскому влиянию, указание «на особую опасность и особый вред правого уклона, уклона в сторону великодержавности, колонизаторства» . Это в концентрированном виде отражало развитие ленинских взглядов на решение национального вопроса – от утверждений преимуществ унитарного государства в предреволюционный период до признания разнообразия форм национально-государственных образований и полной свободы их самоопределения. Стремление воспрепятствовать этому квалифицировалось Лениным как великодержавничество. Вместе с тем его беспокоило и реально существующее в партийных кругах проявление национально-шовинистических настроений. Весьма решительно осуждал он и любой национализм на бытовом уровне.

Однако в сталинских тезисах два момента, несмотря на редакционную правку В.И. Ленина, оставляли желать большей четкости. Это, во-первых, сохранившееся как в тезисах, так и в докладе Сталина на съезде стремление идентифицировать великодержавность и великорусский шовинизм, что оставляло возможность подмены последним ленинского понимания великодержавности как проявления чрезмерных централистских поползновений, по сути, имперского характера, и, во-вторых, – наличие тенденции видеть оба уклона лишь у коммунистов, работающих на местах.

Нечеткость указанных формулировок привела вскоре после Х съезда РКП(б) к открытому искажению принятой на съезде трактовки уклонов в национальной политике партии и появлению нового понятия – «национал-уклонизм», которого нет у В.И. Ленина и против которого он резко выступил в своих последних работах.

Впервые «уклон в сторону национализма» был зафиксирован в сформулированной Сталиным резолюции Закавказского краевого партсовещания в июне 1921 г. Таким образом квалифицировалось выступление части грузинских коммунистов против курса Кавбюро (позже Заккрайком) на форсированное объединение республик Закавказья, которое проводилось в основном в порядке исполнения решений вышестоящих партийных органов и вело к деформациям той линии на максимальный учет уникального своеобразия края, что была определена ленинскими указаниями весны того же, 1921-го, года .

Подходы В.И. Ленина к формам межреспубликанского союза вытекали из его понимания федеративного государства как органа национального мира, хозяйственного и культурного возрождения народов страны. Именно этим диктовались его предупреждения об излишней поспешности в реализации объединительных тенденций, о необходимости расширения социальной базы объединительного движения и гибкого приспособления советской системы в национальных регионах сообразно их экономическому, политическому и культурному развитию, особенностям быта и традиций.

Стремление форсировать проведение объединения закавказских республик, без должной подготовительной работы среди населения, включая и т.н. мелкобуржуазные его слои, вызвало серьезное противодействие значительного большинства ЦК КП Грузии (Филиппа Махарадзе и его сторонников – «филиппистов», а также Буду Мдивани и т.н. «будистов»), в Азербайджане – Н. Нариманова, Р. Ахундова и М. Гусейнова. Вовлечение в этот конфликт И.В. Сталина оказалось роковым. Именно ему принадлежат наиболее резкие формулировки, которыми в борьбе с т.н. «национал-уклонизмом» оперировал Заккрайком.

Все еще сохраняющееся влияние меньшевиков в Грузии Сталин объяснял тем, что «товарищи в Грузии сделали фетиш из тактики уступок, между тем как теперь время не политических уступок, а, наоборот, политического наступления, как в России» . Это в корне отличалось от ленинских оценок и установок. Что, конечно, понимал и сам Сталин.

В докладе «Об очередных задачах коммунизма в Грузии и Закавказье», с которым он выступил 6 июля 1921 г. на общем собрании тифлисской организации Коммунистической партии Грузии, в самом общем виде повторялись ленинские суждения о необходимости развития хозяйственного строительства и необходимости объединения в этом усилий республик Закавказья. Обращалось также внимание на необходимость исходить при этом из учета их внутренней специфики и особенностей международного положения, а также сохранения их независимости. Но это носило лозунговый характер, оставаясь по сути пустой фразой, ибо перечеркивалось призывами: «ликвидировать националистические пережитки, вытравить их каленым железом», «раздавить гидру национализма», напоминанием слов Лассаля о том, что партия укрепляется тем, что очищает себя от скверны .

На деле это обернулось объявлением «будистов», используя их расхождения с «филиппистами», «национал-уклонистами», за их обращение в ЦК РКП(б) с выражением несогласия по поводу решений Кавбюро о формах экономического объединения Закавказских республик. Не возражая против необходимости такого рода мер, и те, и другие протестовали против принятых методов их решения. И оказались в этом поддержаны В.И. Лениным. 29 ноября 1921 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло написанное Владимиром Ильичем постановление, признавшее идею федерации Закавказских республик «в смысле немедленного практического осуществления преждевременной» .

Как указывалось в постановлении, «правильная и безусловно подлежащая осуществлению» идея Закфедерации требовала «известного периода времени для обсуждения и советского проведения снизу...». Слова «известного периода времени» являются сталинской правкой первоначального ленинского текста «несколько недель», которую Ленин принял. Это дало возможность Сталину на XII съезде партии вообще в искаженном виде представить весь этот период, приписав именно себе стремление не торопиться с решением вопросов Закфедерации , что не соответствует действительности. Приведя проект В.И. Ленина, Сталин умолчал о том, что Ленин не был согласен с ним по поддержанному и практически первоначально санкционированному самим Сталиным пути объединения Закреспублик. Более верно позицию Сталина отражала его телеграмма от 26 августа 1921 г. на имя Орджоникидзе, в которой подчеркивалось: «ЦК считает целесообразным объединение хозяйственных сил республик Закавказья, одобряя соответствующее решение Кавбюро о создании объединенного органа, оставляет протест группы ответственных работников без последствий» . «Последствия стали возможны лишь благодаря вмешательству Ленина.

Следуя ленинским указаниям, предложение о федеративном объединении Азербайджана, Армении и Грузии было вынесено на детальное обсуждение партийных и советских республиканских органов, широких трудовых масс Закавказья. И только в марте 1922 г. полномочная конференция представителей ЦИКов Грузинской, Азербайджанской и Армянской ССР, подписав договорные отношения, провозгласила Федеративный Союз Советских Социалистических Республик Закавказья (ФСССРЗ).

Разработка конституционных основ Федеративного союза Закавказских республик продолжила поиск оптимального сочетания демократического централизма с сохранением необходимых атрибутов суверенности объединяющихся республик. В тезисах Б. Мдивани, названных им «Общие предпосылки, определяющие характер, объем и содержание федерации», особого внимания заслуживают следующие положения: верховная власть, «носителем которой являются рабоче-крестьянские массы», может принадлежать только непосредственным избранникам этих масс, а именно – съезду Советов; так как в пределах каждой из закавказских республик рабочие и крестьяне имеют свои законодательные и исполнительные органы власти, то «нельзя не признать, что носительницей суверенитета являются только каждая из этих республик в пределах своей территории, а выразителями ее прав верховенства – лишь ее высшие органы» .

Еще более резко формулировал эти же моменты член ЦК Компартии Грузии, нарком финансов республик А. Сванидзе, отмечавший: «Союзная власть не есть власть надгосударственная. Она не имеет ИМПЕРИУМА (господства, принуждения) над государствами Союза» .

Наконец, 24 июля 1922 г. был принят четвертый вариант документа, получивший название Союзного договора. Под ним стояли подписи: председателя комиссии А. Мясникова, членов комиссии Н. Нариманова, Б. Мдивани и С. Кирова .

На основании договора республики передавали свои права союзной полномочной конференции и ее исполнительному органу – Союзному Совету в области внешних сношений и внешней торговли, военных дел, охраны завоеваний революции, финансов, железнодорожного транспорта, охраны труда, связи и рабоче-крестьянской инспекции. Все остальные вопросы оставались в компетенции республик. Полномочной союзной конференции принадлежало также право ратификации решений Союзного Совета о войне и мире и утверждение Федеральной сметы доходов и расходов. Состав полномочной конференции составляли из членов республиканских ЦИК, которые делегировали последних на год. Сбор её предусматривался не реже трех раз в год. Чрезвычайные сессии могли быть созваны по инициативе Союзного Совета, либо ЦИКов двух республик.

Во главе Союзного Совета предполагался президиум из трех человек, представляющих каждую из объединяющихся республик. Вопреки распространенным утверждениям о том, что грузинские коммунисты, и в частности Мдивани, стояли за конвенционные соглашения и отвергали обязательные решения союзной власти, в документе было записано, что в пределах своих полномочий Союзный Совет принимает решения, выносит постановления и издает декреты, которые «безусловно являются обязательными и неуклонно проводятся в жизнь Союзными Республиками» .

Договор регламентировал порядок выборов наркомов федерации полномочной конференцией и назначение членов коллегий Союзным Советом. Были определены права и компетенция уполномоченных федеративных комиссариатов в республиках. Они назначались через Союзный Совет, подчинялись своим наркомам, но одновременно были подотчетны республиканским Совнаркомам и входили в их состав с правом решающего голоса по вопросам собственной компетенции.

Документ проводил объединение Закавказских республик с максимальным уважением их суверенных прав и новый Федеративный Союз не ущемлял бы ни одно из них. Но вскоре этим поискам был положен конец, сначала сталинским планом автономизации, затем его же вариантом ЗСФСР. Закавказью была, по существу, навязана схема российской автономии. Хотя опыт ФСССРЗ, несомненно, был учтен В.И. Лениным при разработке основ нового многонационального союзного государства.

КП Грузии 15 октября 1922 г. отверг предлагаемое «на основании тезисов т. Сталина» объединение «в форме автономизации независимых республик», считая, что необходимое «объединение хозяйственных усилий и общей политики» должно быть проведено «с сохранением всех атрибутов независимости».

Стремление к сохранению «атрибутов независимости» квалифицировалось Сталиным как наиболее яркое проявление «национал-уклонизма». В письме на имя В.И. Ленина от 22 сентября 1922 г. он фактически раскрыл свое понимание «национал-уклонизма». «За четыре года гражданской войны, – писал он, – когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных социал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство ЦК РКП, как обман и лицемерие со стороны Москвы».

Генеральный секретарь ЦК и нарком по делам национальностей усматривал создание независимых республик «как игру», которую некоторые восприняли серьезно, «упорно признавая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нее проведения в жизнь конституции независимых республик».

Под это определение попадали не только члены ЦК КП Грузии, но и значительная часть руководителей компартий Украины и Белоруссии. Так, один из лидеров украинских коммунистов, член ЦК РКП(б), председатель Совнаркома УССР Х.Г. Раковский в замечаниях на сталинский проект автономизации писал: «Данный проект игнорирует, что федерация не является однородным национальным государством... Его проведение, т.е. формальное упразднение независимых республик, явится источником затруднений как за границей, так и внутри Федерации». Раковский подчеркивал, что в этом отношении проект «является поворотным пунктом во всей национальной политике нашей партии» . ЦК Компартии Белоруссии, по докладу А.Г. Червякова, предпочел «автономизации» сохранение договорных отношений . Расценивая идею «автономизации», т.е. непосредственного вхождения независимых республик в РСФСР, как отступление от принципов пролетарского интернационализма, В.И. Ленин увидел в сталинском плане, с одной стороны, все те же тенденции к таким формам централизации, которые, по сути, сливались со стародавними представлениями о «единой и неделимой» России, а с другой – стремление провести их в жизнь в сжатые сроки и путем использования той необъятной власти, что оказалась сосредоточенной в руках Генсека, «хватающего» администрированием, торопливостью, невниманием к национальным чувствам и склонностью к политическим обвинениям за самостоятельность мышления. Последнее особенно хорошо видно из следующего ленинского замечания в письме к Л.Б. Каменеву для членов Политбюро ЦК РКП(б) от 26 сентября 1922 г.: «Завтра буду видеть Мдивани (грузинский коммунист, подозреваемый в «независимстве») .

Коммунист – это первое, что Ленин выделяет в оценке Мдивани, и тут же вместо приклеенного ему ярлыка «национал-уклонист» употребляет слово, означающее юридическую недоказанность обвинения – «подозреваемый» и не в «национал-уклонизме», а в «независимстве».

Благодаря вмешательству В.И. Ленина, решениям октябрьского (1922 г.) Пленума ЦК РКП(б) идея «автономизации», казалось, была похоронена. Однако последующие события показали ее живучесть. Конфликт между Заккрайкомом РКП(б) и ЦК Компартии Грузии обострился еще больше. В конце октября 1922 г., после того как его обращение в ЦК РКП(б) с просьбой о пересмотре навязанного Сталиным Пленуму решения о Закфедерации было квалифицировано как нарушение партдисциплины, ЦК КП Грузии коллективно подал в отставку.

В обстановке нетерпимости и взаимной грубости, помноженных на особенности национальной психологии, стали возможны и недопустимые в личностных отношениях между коммунистами оскорбления и даже рукоприкладство, которое позволил себе руководитель Заккрайкома Г.К. Орджоникидзе, ударивший одного из противников Закфедерации, назвавшего его «сталинским ишаком».

Отмечая, что в том «болоте», в которое завела «вся эта затея» с неверной и несвоевременной в корне идеей автономизации, повинны «торопливость и администраторское увлечение» Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма», Ленин особо подчеркнул: «Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль» . Касаясь «рукоприкладства» Ордожоникидзе, он заметил: «...Я думаю, что никакой провокацией, никаким даже оскорблением нельзя оправдать этого русского рукоприкладства... Орджоникидзе был властью по отношению ко всем остальным гражданам на Кавказе. Орджоникидзе не имел права на ту раздражаемость, на которую он и Дзержинский ссылались. Орджоникидзе, напротив, обязан был вести себя с той выдержкой, с какой не обязан вести себя ни один обыкновенный гражданин, а тем более обвиняемый в «политическом» преступлении. А ведь в сущности говоря, социал-националы это были граждане, обвиняемые в политическом преступлении, и вся обстановка этого обвинения только так и могла его квалифицировать» .

Касаясь сталинских обвинений в «национал-уклонизме», Ленин 14 февраля 1923 г. продиктовал Фотиевой: «Название «уклонисты» за уклон к шовинизму и меньшевизму доказывает этот самый уклон у великодержавников» .

Однако, воспользовавшись болезнью В.И. Ленина, Сталин форсировал утверждение решений комиссии Дзержинского на Политбюро ЦК РКП(б). 25 января 1923 г. по докладу Дзержинского было принято постановление: «Смену состава ЦК Компартии и советских учреждений в Грузии, как вызванные обстановкой на Кавказе и ходом борьбы с грузинской партией, утвердить. Равным образом и решения Оргбюро от 21 декабря о переводе на работу вне Грузии т. Циндадзе, Мдивани, Махарадзе и Кавтарадзе» . Для разъяснения в губкомы и обкомы партии было решено направить специальное письмо «О конфликте в Компартии Грузии». Естественно, что в нем нашли отражение лишь сталинские оценки и его понимание дела. Характерно, что большинство членов Политбюро при голосовании постановления воздержалось . Поскольку никто против открыто не выступал, Сталин счел вопрос решенным .

В подготовленных Сталиным к ХП съезду партии тезисах «О национальных моментах в партийном и государственном строительстве» сознательно были опущены любые указания на особую опасность великодержавного шовинизма, наиболее отчетливо проявившегося в его собственном стремлении к чрезмерной централизации и утверждению административно-бюрократического стиля руководства. Одновременно явно преувеличивалась опасность уклонов – «мелкобуржуазных», «меньшевистских» на местах и «национального либерализма» в центре, обвинения в котором Сталин адресовал прежде всего В.И. Ленину .

Выполняя просьбу Ленина взять на себя защиту «грузинского дела», находящегося под «преследованием» Сталина и Дзержинского» , Троцкий в замечаниях на тезисы Сталина обратил внимание, что сталинское утверждение о двух уклонах «в национальных партиях» оставляет впечатление, «как если бы в основном русском, или великорусском ядре нашей партии не было никаких уклонов по этому вопросу». Развивая и поддерживая ленинскую трактовку великодержавного шовинизма не как великорусского национализма, а как «привычек угнетательского сословия», Троцкий настаивал на непременном подчеркивании этого обстоятельства в тезисах: «Решительнейший же и беспощадный отпор нужно дать великодержавническим тенденциям, поскольку они имеются в нашем государственном аппарате и отчасти, как сказано, внутри нашей собственной партии. По этой линии должна вестись настоящая борьба, – и только тогда систематическая воспитательная работа, направленная против национального уклона, даст положительные результаты» .

Февральский (1923 г.) Пленум ЦК РКП(б) принял тезисы Сталина за основу, отметил неразработанность их программной части и отсутствие указаний на серьезность для партии негативного воздействия на взаимоотношения советских народов любых проявлений великодержавного шовинизма.

В статье Троцкого «Национальный вопрос и воспитание партийной молодежи», опубликованной 20 марта 1923 г. в «Правде», содержалось серьезное предупреждение против «грубого самообольщения» в возможностях скорейшего разрешения национального вопроса, которое еще «попадается даже в рядах нашей партии... и под которым скрывается нередко великодержавный шовинизм...». Исходя из этого «первостепенную партийную задачу» составляло «завоевание полного и безусловного, всем опытом проверенного доверия малых и слабых наций».

В стремлении форсировать административными методами объединительное движение Троцкий видел недооценку того, что «с наступлением более органической работы как хозяйственной, так и культурной, малые нации будут с настороженным вниманием относиться к тому, как на них отражаются общие хозяйственные, политические, юридические, культурные мероприятия Советской власти Союза, т.е. в первую голову, какую линию ведет в этих вопросах наша партия». Допускал он и возможность известного обострения при этом «национальной чувствительности», усиления националистических тенденций, носящих, по его определению, «преимущественно оборонительно-националистический характер». И борьба с этим «домашним национализмом, хотя бы и выросшим из былого угнетения, представляет важную задачу передовых революционных элементов везде и всюду. Но на почве, насыщенной старым угнетением, эта борьба должна иметь терпеливо-пропагандистский характер и опираться не на игнорирование национальных потребностей, а на заботливое их удовлетворение».

В заключение Троцкий через звездочки приписал: «Не так давно пришлось мне услышать от одного совсем немолодого коммуниста, будто выдвигание важности национального момента в революции есть... – неловко признаться, но грех утаить – меньшевизм и либерализм. Вот уж подлинно что значит опрокинуть вещи и понятия вверх тормашками!».

Взгляды Сталина были узнаваемы. Позиции определены. Во многом именно это объясняет и тон, и характер развернувшейся в том же году дискуссии, еще больше обострившей опасность раскола, на которую указывал Ленин в продиктованном в конце декабре 1922 г. «Письме к съезду».

Но довести до конца борьбу с утверждающимся административно-командным стилем руководства, когда «политические обвинения» стали нормой, а грубость и озлобление обычными при характеристике инакомыслия, не удалось. Причин тому было много: тут и болезнь Ленина, и столкновения в верхнем эшелоне партии. И хотя, опираясь на коллективные решения, ЦК РКП(б) во многом корректировал сталинские подходы к проблемам национально-государственного строительства, тот и тогда, и в последующем постоянно стремился подчеркнуть опасность только лишь «местного национализма».

В резолюции ХП съезда партии «По национальному вопросу», об «уклоне к национализму» говорилось в самом общем виде, и на первое место выдвигалась «особая опасность» уклона великодержавнического .

Сталин тут же после съезда сделал все, чтобы дискредитировать его решение. Б. Мдивани и Х. Раковский, наиболее последоватальные его оппоненты, были направлены на дипломатическую работу. На Четвертом совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей, прошедшем в Москве, 9-12 июня 1923 г., было поставлено дело М.Х. Султан-Галиева, члена партии с июля 1917 г., видного представителя татарских большевиков, члена коллегии Наркомнаца и сотрудника руководящих органов, объединяющих коммунистов восточных регионов. Он был арестован 4 мая 1923 г. Ему инкриминировалась конспиративная переписка с некоторыми работниками национальных республик, в частности – обращение к народному комиссару просвещения Башкирии А. Адигамову с просьбой помочь установить связь с известным башкирским деятелем Заки Валидовым, который в то время участвовал в басмаческом движении в Средней Азии.

В своих показаниях в ОГПК в письме в Политбюро Султан-Галиев опровергал предъявленные ему обвинения, не отрицая самой попытки установления связи с Валидовым. По его словам, она предпринималась с единственной целью – воздействовать на Валидова, аналогично тому, как было в 1919 г. во время переговоров о переходе башкирских формирований на сторону Советской власти. Как бы то ни было, но «дело Султан-Галиева» давало Сталину реальное основание подтвердить в глазах партии и народа собственную правоту в оценках опасности «национал-уклонизма». Вскоре после совещания, заочно исключившего Султан-Галиева из партии, он был выпущен из под ареста на свободу.

После смерти В.И. Ленина, особенно с конца 20-х гг. Сталин стал вкладывать в понятие «национал-уклонизм» все более зловещее содержание. Связывалось это с выдвинутым им на июльском (1928 г.) Пленуме ЦК РКП(б) концепцией усиления классовой борьбы по мере приближения к социализму.

По логике Сталина получалось, что нарастание классовой борьбы должно было находить отражение в партии в виде выступлений «правых уклонистов» по преимуществу в центре и в виде усиления уклона к буржуазному национализму на местах. При этом «правоуклонистам» приписывалось стремление в реставрации капитализма в СССР, а «национал-уклонистам» – смыкание с интервенционистами, ставившими своей целью расчленение СССР и восстановление эксплуататорского строя.

Опасность уклона к местному национализму состоит в том, говорил И.В. Сталин на XVI съезде партии, что «он культивирует буржуазный национализм, ослабляет единство трудящихся народов СССР и играет на руку интервенционистам... Задача партии состоит в том, чтобы вести решительную борьбу с этим уклоном и обеспечить условия, необходимые для интернационального воспитания трудящихся масс народов СССР» .

В отчетном докладе XVII съезду партии (январь 1934 г.) оценка «национал-уклонизма» была еще более обострена. Здесь Сталин уже говорил о том, что «уклон к национализму есть приспособление интернационалистской политики рабочего класса к националистической политике буржуазии», что он «отражает попытки «своей» «национальной» буржуазии подорвать советский строй и восстановить капитализм. Сталин утверждал, что на Украине уклон к национализму «сомкнулся с интервенционизмом» и что подобные явления не ограничиваются только Украиной, что они есть «и в других национальных республиках».

Такие установки Генерального секретаря ЦК ВКП(б), подтвержденные резолюциями съездов партии, приводили к активизации в выявлении и разоблачении все новых и новых групп «национал-уклонистов». На XVII съезде партии Ем. Ярославский с гордостью сообщал о том, что за период со времени XVI съезда «за националистические уклоны» лишь по 13 краевым организациям исключено из партии почти 800 человек .

Когда же на местах мешкали с выполнением общих призывов, то следовали специальные указания, касающиеся партийной организации той или иной республики. Так, в 1933 г. Сталин направил первому секретарю Казахского крайкома ВКП(б) Л.И. Мирзояну телеграмму, в которой говорилось: «Очередная задача казахских большевиков состоит в том, чтобы, борясь с великорусским шовинизмом, сосредоточить огонь против казахского национализма и уклонов к нему. Иначе невозможно отстоять ленинский интернационализм в Казахстане... Борьба с местным национализмом должна быть всемерно усилена, чтобы создать условия для насаждения ленинского интернационализма среди трудящихся масс национальностей Казахстана» .

Если проявления уклонов в национальном вопросе в соответствии с упомянутыми тезисами к Х съезду РКП(б) должны были преодолеваться внутри партии, то обвинение кого-либо в «национал-уклонизме» в сталинском толковании 30-х гг. сразу ставило его вне рядов партии. Это крайне негативно сказалось на политике в области межнациональных отношений, которая проводилась с 30-х гг.

Таким образом, под понятие «национал-уклонизм» Сталиным подводился огромный диапазон различных по своей идейно-политической сущности взглядов, выступлений и действий. Обвинения в «национал-уклонизме» прозвучали в адрес многих партийных и государственных деятелей Украины, Закавказья, Средней Азии и других районов страны. Одних считали «национал-уклонистами» за то, что они выступали за ускорение темпов коренизации государственного и партийного аппарата в национальных районах, других – за то, что они определяли темпы индустриализации в восточных регионах страны как недостаточные, третьих – за критику упущений в работе руководящих органов и отдельных руководителей, четвертых – за выступления в пользу ускоренного изучения языка коренного населения некоренными жителями республик и областей, пятых – за ошибки в национальном вопросе, шестых – за мнимую связь с контрреволюционными элементами.

Такие обвинения получали широкое распространение в средствах массовой информации и соответствующую интерпретацию в научных трудах; тем более что ученые были сориентированы на поиск националистических тенденций.

В течение десятилетий, например, в литературе термином «национал-уклонизм» неправомерно объединяли самые различные явления в жизни Коммунистической партии Украины: федералистские течения и группы (во главе с Г. Лапчинским, П. Поповым, Я. Ландером и др.), выступавшие против военно-политического союза советских республик и интернационалистских принципов партийного строительства, и ошибки в национальном вопросе, допускавшиеся некоторыми партийными и советскими работниками и даже попытки борьбы члена ЦК КП(б)У наркома просвещения Украинской ССР А.Я. Шумского против насаждения в республике Л.М. Кагановичем авторитаризма и культа Сталина во второй половине 20-х гг.

Политическая оценка действий А.Я. Шумского и других руководящих работников Украины, обвиненных в «национал-уклонизме», заметно усиливалась по мере формирования и укрепления командно-административной системы управления. Если в 1927 г. Шумскому предъявлялось обвинение в уклоне к национализму, то на пленуме ЦК и ЦКК КП(б)У 20 ноября 1933 г. речь шла уже о разгроме «националистической агентуры в партии – антипартийной группы Шумского» и разоблачении «националистического уклона Н.А. Скрыпника», члена Политбюро ЦК КП(б)У, первого заместителя председателя СНК УССР.

В резолюции пленума, в редактировании которой принимали участие И.В. Сталин и Л.М. Каганович, подчеркивалось: «Под руководством ЦК ВКП(б) и т. Сталина КП(б)У разгромила националистические контрреволюционные организации, стремившиеся оторвать Украину от Советского Союза, вскрыла и разгромила новый националистический уклон, возглавляемый Скрыпником, уклон, который облегчал и помогал деятельности контрреволюционных националистов, который прямо с ними смыкался». Еще ранее во время заседания Политбюро ЦК КП(б)У 7 июля 1933 г., решавшего его судьбу, Скрыпник ушел домой и застрелился.

В 1930-1931 гг. волна разоблачений «национал-уклонистов» прокатилась и по Белорусской партийной организации. Были исключены из партии и репрессированы секретарь ЦК КП(б)Б И.А. Василевич, руководители наркоматов Д.Ф. Прищепов (земледелия), А.В. Балицкий (просвещения), А.Ф. Адамович (земледелия), заместитель председателя правления Белгосиздата П.В. Ильюченок. Были исключены из партии первый президент Академии наук Белорусской ССР В.М. Игнатовский (покончил жизнь самоубийством), заместитель наркома просвещения писатель Д.Ф. Жижунович и др. Чтобы усилить преступную направленность их действий, большинству названных коммунистов вменялась в вину связь с законспирированной контрреволюционной организацией «Союз освобождения Белоруссии», по делу которой было осуждено 86 деятелей белорусской науки и культуры, хотя прямых доказательств существования такой организации ни тогда, ни позже не было обнаружено.

В 1928 г. фабрикуется новое дело о «султангалиевщине» как агентуре международного империализма и ряда зарубежных генштабов. Для «убедительности» «султангалиевцам» инкриминировалась связь с крымской националистической организацией «Милли-Фирка» (один из соратников Султан-Галиева по гражданской войне И. Фирдевс начинал свою работу в Крыму, правда, как враг всяческого национализма).

Во время подготовки «дела» Зиновьева и Каменева «султангалиевцам», а к ним отнесли видных деятелей Татарской партийной организации, активных участников гражданской войны Кашафа Мухтарова, Гасима Мансурова, Рауфа Сабирова, Мидгата Буруидукова, Махмуда Будайли, Арифа Енбаева и других, попытались приписать издание национальной части программы троцкистско-зиновьевской оппозиции.

Большинство из арестованных татарских коммунистов в 1930-1931 гг. было приговорено коллегией ОГПУ к высшей мере наказания, замененной затем десятилетним сроком лишения свободы. Сам Султан-Галиев 28 июля 1930 г. был приговорен к расстрелу. 13 января 1931 г. высшая мера была заменена ему десятью годами заключения. В 1934 г. его неожиданно освобождают и даже разрешают проживание в Саратовской области. Однако, после повторного ареста в 1937 г. в декабре 1939 г. он был вновь приговорен к расстрелу. На этот раз приговор был приведен в исполнение.

Весной 1937 г. в Грузии был «раскрыт» т.н. «троцкистский шпионско-вредительский центр», куда входили, по словам Л.П. Берия, «исключительно национал-уклонисты» – Б. Мдивани, М. Окуджава, С. Кавтарадзе, М. Торошелидзе, С. Чхиладзе, Н. Кикнадзе, Б. Квиркелия, П. Меладзе, П. Агниашвили, К. Модебадзе и др. Кроме того, что они, согласно обвинению, ставили своей целью «свержение советской власти и реставрацию капиталистического строя», активную «вредительскую, диверсионную, шпионскую и террористическую работу», им ставилось в вину то, что они «болтали о якобы «невыносимом» режиме в коммунистических организациях Закавказья и Грузии, о неуживчивости и необъективном отношении к людям со стороны руководства Заккрайкома партии (в то время возглавлявшегося Л.П. Берия) и ЦК Компартии Грузии, о применении каких-то «чекистских» методов работы, о том, что положение трудящихся в Грузии, якобы, ухудшается, и Грузия идет к гибели» .

9 июля 1937 г. Верховный Суд Грузинской ССР в закрытом заседании приговорил к смертной казни Б. Мдивани, М. Торошелидзе, М. Окуджаву, Г. Курулова, С. Чихладзе, Г. Элиаву, Н. Карцивадзе. В тот же день приговор был приведен в исполнение.

Если на ХП съезде партии Сталин обвинил грузинских «товарищей-уклонистов» в том, что они стояли против объединения Закавказских республик в федерацию, то в «Кратком курсе истории ВКП(б)» уже говорится о том, что они выступали «против партии», против «укрепления дружбы народов Закавказья». Задним числом было сказано, что их поддерживали Троцкий, Радек, Бухарин, Скрыпник, Раковский , объявленные к тому времени «врагами народа».

В том же «Кратком курсе» сказано, что на IV Совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей, разоблачена «группа узбекских национал-уклонистов – Файзулла Ходжаев и другие» , хотя на совещании ни Файзулла Ходжаев, ни другие узбекские коммунисты в «национал-уклонизме» не обвинялись. Правда, Сталин критиковал доклад о положении в Бухарской Народной Советской Республике за «необъективность» попутно, «для усиления» извратив целый ряд фактов. Взяв слово для справки, Файзулла Ходжаев серьезно поправил Генерального секретаря ЦК РКП(б).

В развернувшейся в 1937-1938 гг. кампании массовых репрессий почти все оставшиеся в живых руководящие работники национальных республик, ранее обвинявшиеся в «национал-уклонизме», вновь были привлечены к ответственности. На этот раз практически всем им инкриминировалось участие в различного рода контрреволюционных националистических организациях. Такая «увязка», помимо всего прочего, должна была свидетельствовать о «прозорливости» Сталина, еще в начале 20-х гг. увидевшего ростки «национал-уклонизма» и последовательно предупреждавшего партию о том, во что он может превратиться с течением времени.

Горькая участь постигла многих украинских, белорусских, узбекских, казахских, киргизских, таджикских, армянских, туркменских и других «национал-уклонистов». Вместе с ними оказалось репрессировано значительное число партийных и советских работников, национальной интеллигенции, рядовых тружеников, которых также обвинили в принадлежности к контрреволюционным националистическим организациям. Так, бывший генеральный секретарь ЦК КП(б)У С.В. Косиор был объявлен главой «Польской организации войсковой», бывшие секретари ЦК КП(б)У М.М. Хатаевич, Н.Н. Попов были объявлены участниками «правотроцкистского центра» на Украине, якобы действовавшего под руководством названной «Польской организации войсковой». Член Политбюро ЦК КП(б)У, председатель СНК УССР А.П. Любченко, член Политбюро ЦК КП(б)У, нарком просвещения УССР В.П. Затонский, член ЦК КП(б)У, заместитель председателя СНК В.И. Порайко, член ЦК КП(б)У, начальник управления по делам искусств при СНК УССР А.А. Хвыля и другие обвинялись в участии в «антисоветском националистическом центре», под руководством которого якобы действовала в армии «военно-националистическая организация».

О масштабах репрессий на Украине могут свидетельствовать такие факты: с 1 октября 1937 г. по 15 февраля 1938 г. в одной Житомирской области было «вскрыто» и ликвидировано 19 «националистических контрреволюционных организаций» и 27 «повстанческих группировок», за принадлежность к которым было репрессировано более 500 человек. Подобная же картина наблюдалась и в других областях республики. Из 62 членов ЦК КП(б)У, избранных на ХШ съезде Компартии Украины (июнь 1937 г.), за один год, прошедший до XIV съезда, было исключено из ЦК 55 человек.

В результате ничем не подкрепленных обвинений в том, что он является «идейным вдохновителем и руководителем национал-оппортунистического уклона» в КП(б) Белоруссии, 16 июня 1937 г. покончил жизнь самоубийством один из основателей республики, председатель ЦИК БССР А.Г. Червяков. Под флагом борьбы с «национал-уклонизмом» и «национал-демократизмом» в этот период в Белоруссии было репрессировано 99 секретарей райкомов из 101, 80 писателей и т.д.

Среди репрессированных по Узбекской ССР – первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана А. Икрамов, председатель СНК Узбекской ССР Ф. Ходжаев, активные деятели ЦК КП Туркестана и Бухары Н. Ходжаев и С. Турсунходжаев.

Обширен список тех, кому предъявлялись обвинения в «уклонах» и националистических устремлениях. Это – один из видных деятелей Туркестана Т.Р. Рыскулов, председатели ЦИК Казахской АССР С.М. Мендешев и Казахской ССР – У.Д. Кулумбетов, председатель СНК Республики С.С. Сейфуллин, зам. председателя СНК С. Ескарбаев, нарком просвещения Казахской АССР С. Садвокасов, а также видные партийные и советские работники Б. Алманов, С.Д. Асфендияров, У.К. Джандосов, А. Лекеров.

В Киргизской ССР по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР 5 ноября 1938 г. расстрелян бывший председатель СНК республики Ю. Абдрахманов, ранее обвинявшийся в «национал-уклонизме». Ему вменялась в вину связь с руководством вымышленного «пантюркистского центра (с 1923 г.) Рыскуловым, Ходжаевым, Асфендияровым, Ходжановым», а также принадлежность к никогда не существовавшей «антисоветской террористической диверсионно-предательской Социал-Туранской партии, действовавшей в блоке с правотроцкистской организацией, которая ставила своей целью свержение Советской власти, отторжение Киргизии от СССР и создание буржуазно-националистического государства с ориентацией на Англию».

В принадлежности к так называемой Социал-Туранской партии и связи с контрреволюционными буржуазными националистами были обвинены: председатель СНК Киргизской ССР Б. Исакеев, председатель ЦИК Киргизской ССР А. Орозбеков, секретарь ЦК КП(б) Киргизии Х. Джиенбаев, бывший секретарь Киргизского обкома ВКП(б), слушатель Института красной профессуры Т. Айтматов и др. По аналогичным обвинениям в республике подверглись репрессиям многие тысячи коммунистов и беспартийных.

В Таджикской ССР 20 октября 1938 года приговорен к расстрелу первый секретарь ЦК КП(б) Таджикистана У. Ашуров. Его обвинили в том, что он «с 1923 г. примыкал к различным антисоветским националистическим группировкам и, будучи секретарем ЦК, создал и возглавил повстанческо-террористическую организацию».

Несколько раньше, 31 октября 1937 г. к расстрелу приговорен Н. Максум, до декабря 1933 г. работавший председателем ЦИК Таджикской ССР, а к моменту ареста – слушатель Плановой Академии в г. Москве. Ему было предъявлено обвинение в том, что, являясь одним из руководителей антисоветской буржуазно-националистической организации, якобы действовавшей в республике, подготавливал вооруженное отторжение Таджикистана от СССР и создание буржуазной Таджикской республики под протекторатом одного из капиталистических государств.

На основании подобных же обвинений репрессированы председатель ЦИК Таджикской ССР Ш. Шотемор, председатель СНК Таджикской ССР А. Рахимбаев, бывший председатель СНК Таджикской ССР (до 1934 г.), в момент ареста слушатель Института красной профессуры А. Ходжибаев, бывший ответственный секретарь Оргбюро КП(б) Узбекистана в Таджикской АССР, а в момент ареста нарком юстиции Таджикской ССР Ч. Имамов, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КП(б) Таджикистана А. Мавлянбеков и многие другие.

В Армянской ССР среди обвиненных в «национал-уклонизме» и национализме в разное время оказались: первый секретарь ЦК КП Армении А.Г. Ханджян, председатель СНК Армянской ССР С.М. Тер-Габриелян, секретарь ЦИК Армянской ССР Р.П. Даштоян, заместители председателя СНК республики Л.Г. Есаян и А.А. Ерзнкян, председатель республиканского Управления по делам искусств Д.А. Тер-Симонян, директор Армянгосиздата Д.А. Шавердян, известные писатели Е.Я. Чаренц, А.С. Бакунц, В.О. Тотовец.

Еще в 1932 г. по постановлению коллегии ОГПУ в Туркменской ССР по делу «антисоветской националистической организации «Туркмен азатлыгы» прошло 33 человека, в том числе нарком внутренней торговли А. Оразов, нарком земледелия А. Ишмеков и др. В разное время по обвинениям в национализме были осуждены: председатель СНК Туркменской ССР К. Атабаев, председатель ЦИК республики Н. Айтаков, секретарь ЦК КП(б) Туркменистана А. Мухамедов, нарком просвещения Б. Перенглиев, писатель Х. Чарыев и др.

Наряду с огромным, невосполнимым уроном кадровому корпусу национальных республик, такая практика насаждала дух подозрительности, неуверенности и нерешительности в среде руководящих работников, художественной интеллигенции, что негативно сказывалось на развитии экономики и культуры соответствующих регионов. Вместе с тем она способствовала формированию в сознании значительных групп людей представлений о неравноправном положении в обществе различных народов и их представителей. Одновременно борьба с так называемым «национал-уклонизмом» привела к тому, что реальные проявления национализма были загнаны вглубь.

В создании и раздувании проблемы т.н. «национал-уклонизма» сыграли свою пагубную роль не только «озлобление» Сталина против пресловутого «социал-национализма», на что, как уже отмечалось, обращал особое внимание В.И. Ленин, но и его стремление укрепить режим личной власти, путем уничтожения самостоятельно мыслящих людей.

Факты политической жизни страны второй половины 20-х – 30-х гг. убеждают в том, что борьба с так называемым «национал-уклонизмом» стала проявлением извращений в области национальной политики, которые нарастали по мере укрепления личной власти Сталина и утверждения административно-командной системы управления.

 Директор Института марксизма ленинизма при ЦК КПСС Г. Смирнов

 РГАНИ. Ф. 107. Оп. 1. Д. 42. Л. 120-147. Подлинник. Машинопись.

№ 13.4

[Приложение к протоколу № 11]

Протокол № 11 заседания Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начала 50-х гг., с приложениями от 29.05.1990

в полном объеме читать здесь:
http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/67974

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх