Новый год – советский праздник

К ужасу записных критиков большевиков, именно большевики подарили праздник Нового года большинству населения бывшей империи и нам — их потомкам. Пришло время новогодних торжеств. Новый год — один из самых чудесных праздников, который в России и на постсоветском пространстве имеет особое очарование. Если на Западе это скромный «довесок» к Рождеству, то у нас он один из главных, долгожданных, любимейших и поистине всенародных праздников. Кто не вспомнит в Новый год чарующий запах ели, вокруг которой ребенком водил хороводы с друзьями, запах апельсинов, непременно присутствующих на новогоднем столе, подарки Деда Мороза, лежащие под елочкой.

Новый год — это ночь, когда хочется верить в волшебство, в воплощение самой смелой мечты, которую загадываешь под звон курантов. Это ночь, когда не принято и не хочется думать о раздорах и спорах, о политике и экономике, новогодние чары должны примирять и, случается, примиряют самых озлобленных противников. Это ночь, когда на темные улицы народ вываливается веселой гурьбой и незнакомые люди радуются друг другу, как лучшим друзьям.

Но нет, умудряются все-таки наши либералы, пришедшие к власти в 1991 году с лозунгами о деидеологизации, даже в приятные предновогодние приготовления влить яд антисоветской пропаганды. Не могут они упустить повод облить грязью советскую цивилизацию. К примеру, включаю декабрьским утром «Радио России» — известную радиостанцию, которая со свойственной ей «скромностью» рекомендует себя «настоящим радио», а там — рассказ об истории новогоднего праздника. Сообщив о языческих корнях Деда Мороза и о «новогодней реформе» Петра Великого, перенесшего этот праздник с 1 сентября на 1 января, задушевный женский голос продолжает: «После Октябрьского переворота 1917 года новогодняя елка была запрещена, и дети Советской страны были лишены Деда Мороза и Снегурочки вплоть до 1935 года».

Расчет этой журналистки «Радио России» прост: внушить слушателям, что большевики были настолько бесчеловечны, что покусились даже на этот чудесный праздник Нового года, который все мы так любим. Но, увы, просто неудобно за наших журналистов, которые раньше доходили до нелепостей в восхвалениях Советской страны и коммунистической идеологии, а теперь доходят до абсурда в их критике. Случалось мне встречать в Интернете статьи о восьмилетнем — с 1928-го по 1935 годы — «полузапрете» на рождественские елки в СССР, но авторы этих статей, ставившие перед собой примерно те же цели, все-таки старались придерживаться исторических фактов. Что ж, мы еще раз убеждаемся в дилетантизме и беспомощности журналистов, работающих на центральном (!) радио России. Заказчики антисоветской чернухи должны бы постесняться нанимать на идеологическую работу таких дилетантов.

Запрещали ли большевики новогодние елки?

Радиослушатель, наивно поверивший рассказу журналистки «настоящего радио», напрасно будет искать в документах Совнаркома за 1917 год указ о «запрещении новогодних праздников». Так же тщетно он будет рыться в архивах ФСБ в поисках резолюций о борьбе ГПУ-НВКД с лицами, наряжавшими новогодние елки. Все эти страшные истории существуют лишь в воспаленном воображении журналистов, подвизающихся на ниве антисоветской пропаганды, за которую теперь неплохо платят. В реальности первые 10 лет советской власти никто рождественские елки и рождественского деда — а мы должны осознать, что в те времена ель и Дед Мороз ассоциировались не столько с Новым годом, сколько с православным Рождеством, — не отменял.

Равно как никто в 1917 году не запрещал и празднование Рождества Христова. Возможно, для современного молодого читателя, выросшего на либеральной антисоветской чернухе, это покажется новым и странным, но историкам прекрасно известно: первые 10 лет советской власти — с 1917-го по 1927 годы — наряду с новыми коммунистическими праздниками — 7 Ноября, 8 Марта, 1 Мая — в официальном советском календаре продолжали существовать «старые», «дореволюционные», то есть православные праздники — Рождество, Пасха.

Дни православных праздников, как и в Российской империи, являлись выходными, и верующим предоставлялась возможность участвовать в обрядах их религии. Конечно, человека, открыто посещавшего церковь, праздновавшего Пасху, зачастую воспринимали в СССР 20-х годов как «несознательного», подвергали осуждению со стороны наиболее рьяных сторонников новой власти, но никаких преследований за это не предусматривалось.

Впрочем, вопреки укоренившемуся сейчас стереотипу, немалая часть верующих тогда была сторонниками советской власти, а многие составляли даже «просоветскую», «живую», обновленческую православную церковь, считавшую Христа первым коммунистом (сегодня любят вспомнить о том, что к созданию обновленчества приложили руку органы ГПУ, и это верно, но знаменателен сам факт, что обновленчество тут же стало массовым движением: христианский социализм был очень привлекательной идеей для людей того времени). Но даже те верующие, которые принадлежали к старой «сергианской церкви», признавали вслед за патриархом Тихоном и местоблюстителем Сергием СССР своей гражданской Родиной, и в ответ на лояльность советская власть учитывала их интересы и потребности.

Конечно, в 20-е годы были и аресты священников или простых верующих, но вовсе не за то, что они празднуют Пасху или Рождество или совершают обряды и таинства церкви, а по обвинениям в политической борьбе против советской власти (причем довольно часто эти обвинения были обоснованными: сами арестованные не скрывали своего антагонизма к новому режиму).

Среди защитников рождественских елок и рождественского деда или Деда Мороза были высокопоставленные большевики — в частности, не кто иной, как лидер коммунистов В. И. Ульянов-Ленин. Будучи уже при смерти, 7 января 1924 года — отметим, что не в Новый год, а именно в православное Рождество — он участвовал в празднике в Горках, куда на елку были приглашены крестьянские детишки из окрестных деревень (нас не должен смущать тот факт, что в доме Ленина праздновалось Рождество: будучи убежденным атеистом, Ленин считал ненужной крайностью борьбу с внешней религиозной обрядовостью, зачастую ставшей просто элементом культуры и быта).

Лишь в 1927 году, в ходе начавшейся антирелигиозной кампании (которая была совершенно нецелесообразна политически и представляла собой роковую ошибку, нанесшую отношениям советской власти и церкви больший урон, чем гражданская война), Рождество перестает быть официальным праздником. В Советском Союзе вводятся вместо недель «пятидневки», воскресенье, а также другие христианские праздники теперь приходятся на рабочий день. В госучреждениях, детских садах, школах теперь 7 января не проводятся рождественские елки.

Однако дома желающие наряжали к Рождеству ели, а также праздновали церковный Новый год уже после Рождества, по старому стилю, по которому жила Россия до декрета Ленина от 1918 года. Никаких репрессий за это законами не предусматривалось, хотя если об этом узнавали власти, то, конечно, данный поступок расценивался как «несознательный».

Наконец, в 1936 году выходит декрет СНК, разрешающий публичное официальное празднование Нового года (но не Рождества!) и призывающий на новогодних праздниках в госучреждениях, детских учреждениях, на городских площадях наряжать ели. Только ели теперь должны были украшаться не Вифлеемской восьмиконечной, а красной пятиконечной звездой, и наряжать их требовалось не к Рождеству, а к Новому году. Первая такая елка была открыта 1 января 1937 года в Москве, в Доме союзов, и одновременно с ней зажглись елки по всему СССР.

Вот выдержки из газет того времени

28 декабря 1935 года «Правда» опубликовала письмо-обращение к комсомольцам секретаря ЦК компартии Украины Павла Постышева. Он призвал молодежь возродить праздник новогодней елки, а уже на следующий день в «Комсомолке» появилось постановление ЦК ВЛКСМ, подписанное его главой Александром Косаревым.

«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев.

Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, Дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как «левые», загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею.
Следует этому неправильному осуждению елки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец. Комсомольцы, пионер-работники должны под Новый год устроить коллективные елки для детей. В школах, детских домах, во Дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах — везде должна быть детская елка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило накануне Нового года елку для своих ребятишек. Горсоветы, председатели районных исполкомов, сельсоветы, органы народного образования должны помочь устройству советской елки для детей нашей великой социалистической родины.

Организации детской новогодней елки наши ребятишки будут только благодарны.

Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская елка является буржуазным предрассудком.

Итак, давайте организуем веселую встречу Нового года для детей, устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах».

П. Постышев
«Правда», 28 декабря 1935 г.

«Десятки тысяч школьников Ленинграда заполнят 2 и 3 января аллеи Центрального парка культуры и отдыха имени Кирова. Здесь устраивается шуточное карнавальное представление — «Шествие елки». На катке парка будут выступать юные мастера фигурного катания.
Три новогодних бала для пионеров и школьников устраиваются во Дворце имени Урицкого. В районных Домах пионеров ребята встретятся с писателями, художниками, артистами, командирами и бойцами Красной Армии.

Юные чтецы и музыканты, певцы и танцоры будут участвовать в вечерах детской художественной самодеятельности. В театрах и кино в дни каникул намечено проводить детские утренники.

«Пионерская правда», 20 декабря 1937 г.

Как Новый год праздновали до революции?

Тут мы подошли еще к одному нюансу, на который не обращают внимания современные обличители большевиков. В своих рассуждениях о «бесчеловечности советской власти», запрещавшей даже новогодние елки, содержится своеобразная — не знаю уж, сознательная или нет — подмена.

Начнем с того, что Новый год 1 января (пусть и по старому стилю) в Российской империи праздновали далеко не все подданные. Ведь Новый год не был самостоятельным праздником, он был частью рождественских празднеств, длившихся до Крещения. Хотя царь Петр I своим указом велел с 1700 года праздновать Новый год 1 января под страхом наказания, и праздник этот в определенных слоях российского общества прижился, все же он носил второстепенный характер, а первостепенным считалось именно Рождество (которое, напомним, в ту эпоху праздновали не после Нового года, как сейчас, когда мы живем по григорианскому календарю, а, конечно, до него). На Рождество люди ходили в гости, устраивали застолья, веселились, гуляя по улицам. На Новый год же собирались в основном в семейном кругу.

Но, естественно, Рождество было праздником лишь для православных подданных империи. Мусульмане, жившие в Поволжье, Туркестане и на Кавказе, буддисты, жившие в Сибири, и евреи, населявшие в основном Юг России и Малороссию, Рождество не праздновали. Более того, у них был и свой собственный Новый год, не совпадавший с Новым годом по православному календарю — соответственно, мусульманский, буддистский и еврейский. Итак, в мусульманских аулах и еврейских «местечках» Российской империи рождественских елочек и Дедов Морозов 1 января встретить было невозможно. Это лишь советские времена принесли общий для всех Новый год и елочки на всем пространстве России-СССР — от Ташкента до Владивостока.

Но не все и православное население империи праздновало Новый год 1 января. Мы не должны забывать, что подавляющее большинство — около 85% — народонаселения нашей страны до 1917 года составляло крестьянство. А для русских крестьян Новый год 1 января с наряженной игрушками елкой был «барской забавой» и «иноземным новшеством». Ведь празднование Нового года в начале января, да и сама ель были заимствованиями из Европы, перенесенными в Россию императором-революционером Петром I (точнее, по указу Петра следовало в Новый год украшать дома еловыми ветками, традиция устанавливать в доме наряженную ель появилась в России еще позже — в середине XIX века — и была принесена немецкими переселенцами).

Реформы же Петра I коснулись лишь верхних слоев общества — дворянства, интеллигенции, разночинцев, мещан. Именно они были обязаны брить бороды на европейский манер, ходить в европейских костюмах, танцевать европейские танцы, изучать языки и в том числе к 1 января каждого года украшать дом еловыми ветками, а позже и наряжать ель дома и праздновать Новый год подобно жителям Западной Европы. Дед Мороз или Рождественский Дед также был персонажем, известным лишь в их среде и, кстати, появившимся довольно поздно — лишь в XIX веке. Крестьяне же вплоть до Октябрьской революции носили национальные костюмы, бороды, говорили на диалектах русского языка и вообще жили остатками московской, допетровской старины.

Новый год крестьяне также праздновали не как дворяне и интеллигенция. Сам Новый год отмечался крестьянами в большинстве областей России либо в начале декабря, либо, по древнему обычаю, 1 сентября. Никаких елок в крестьянских избах зимой не было (да и откуда их было взять, если даже сучья для протопки избы приходилось покупать у помещика — владельца леса, либо, если нет денег, красть у него, за что крестьян нещадно секли).

И ни о каком добром Деде Морозе с мешком подарков крестьянские ребятишки не слыхивали (Мороз в русском крестьянском фольклоре был злым и жестоким волшебником, это нашло отражение в поэме Некрасова «Мороз Красный нос», где Мороз ради забавы убивает в лесу бедную молодую крестьянскую вдову, оставляя сиротами ее малолетних ребятишек).

В ночь же на 1 января, когда в помещичьем доме горела огнями елка и Дед Мороз дарил барчукам конфеты и леденцы, в крестьянских избах праздновали поминовение Василия Великого, которого русские крестьяне считали покровителем свинарей, варили кашу, обязательно на речной воде, читали особое заклинание.

Впервые крестьяне и вообще низшие сословия России стали праздновать Новый год и Рождество с елкой как раз после Октябрьской революции. Представители старшего и среднего поколения помнят излюбленный сюжет советских хрестоматий — елку в Горках у Ленина, куда приглашали крестьянских детей из близлежащих деревушек. Только советские авторы почему-то не заостряли внимание на том, что у детишек так радостно горели глаза, потому что новогоднюю, точнее, рождественскую елку они видели впервые (ну, разве что видели до этого пару раз в окнах барского дома)!

К ужасу записных критиков большевиков, именно большевики подарили праздник Нового года большинству населения бывшей империи и нам — их потомкам (а ныне потомков дворян не так уж много, в основном крестьянские сыны, внуки и правнуки, и даже предки антисоветчиков и либералов были крепостными, ютились в избенках и не то что Нового года с елкой — мяса на столе не видали!).

Наконец, дворяне, интеллигенции, образованные сословия Российской империи, конечно, праздновали Новый год 1 января. Но их Новый год также совсем не был похож на тот, к которому мы привыкли. Это был, как мы уже говорили, больше праздник, продолжающий Рождество (он и находился аккурат посередине рождественских двухнедельных гуляний — между Рождеством и Крещением). Елка была не новогодняя, а рождественская с восьмиконечной Вифлеемской звездой. Дед Мороз был не сказочным персонажем, властителем снега и льда, добрым к детишкам, а Рождественским Дедом, который многими ассоциировался с реальным лицом — византийским святым Николаем, епископом Мирликийским.

Снегурочки у этого Рождественского Деда не было, год рождения Снегурочки — знаменитый 1937-й, ведь именно тогда на первой разрешенной новогодней елке в Доме Советов в Москве Дед Мороз появился со своей милой внучкой, без которой мы теперь и Новый год помыслить не можем. «Новый годик» в виде ребенка — тоже советское нововведение, которого не знала дореволюционная царская Россия.

Вообще до революции Новый год 1 января, как праздник иностранный, праздновали куда скромнее, чем сейчас. Чаще всего не было никаких карнавалов, маскарадов, спектаклей, дети приходили в зал, где была наряжена елка (как правило, не игрушками, как в наши дни, а сладостями), читали тропари, стихи, плясали, получали подарки и расходились. Его было не сравнить с настоящим русским Новым годом, который праздновали на Руси повсеместно 1 сентября до 1669 года.

В ночь на 1 сентября после выстрела кремлевской Царь-пушки люди желали друг другу счастья, троекратно целовались, гуляли. Наутро сам патриарх служил праздничную службу, в соборе присутствовал царь, который после службы одарял подданных яблоками и принимал прошения и жалобы от всех обиженных. Какой явный контраст с дворянскими и интеллигентскими позаимствованными с Запада «елками» в петербургской России, скромными, тихими, непонятными, да и ненужными народу.

В советские времена, когда новогодние празднества перестали быть уделом узкого европеизированного слоя, когда они стали общенародными и в силу этого приобрели национальные особенности, отличающие наш Новый год от западного, можно сказать, в определенной мере вернулся дух московского, традиционного, подлинно русского, евразийского Нового года.

Наш Новый год — советский праздник

В ночь с 31 декабря на 1 января все жители бывшего СССР поднимают бокалы с шампанским и под звон курантов встречают Новый год. В том числе и те, кто советскую цивилизацию называет не иначе как презрительным словечком «совок». Им и в голову не приходит, что празднуют они совершенно советский праздник, порожденный не только декретом Ленина об изменении календаря и декретом Сталина о разрешении новогодних елок, но и всей культурной атмосферой советского общества.

Вся символика советского Нового года указывает на то, что в советском обществе переплелись и европейские модернизационные влияния, и национальная традиция, и христианский социальный идеал, и светские ценности. Елка позаимствована из традиции западных рождественских праздников, но красная звезда на елке символизирует светский, всеобщий характер праздника, что естественно для цивилизации, которая, с одной стороны, принесла в Россию многие западные ценности, а с другой, провозглашая себя марксистской, в то же время была связана с российской традицией «архаического крестьянского коммунизма».

Советский Дед Мороз приходит не только к детишкам элиты, как Дед Мороз дореволюционный, но ко всем детишкам, что есть знак советского эгалитаризма, главного свойства этой цивилизации, поставившей во главу угла принцип социальной справедливости. Наконец, советский Дед Мороз, в противоположность дореволюционному, в первую очередь дед, а уж потом Мороз, все для него — внуки, которых нужно веселить и одаривать, перед нами модель, выдвигающая на первый план родственные отношения, модель общества-семьи, как характеризует советскую цивилизацию С. Г. Кара-Мурза.

Советское общество объединяло людей разных национальностей, разных культурных традиций идеями совместного труда на благо всем, братской взаимопомощи, особого социально фундированного патриотизма, но не в меньшей степени и формой жизнеустройства, и особыми, сформировавшимися в СССР праздниками. Таков праздник 8 Марта, который только косвенно связан с социалистическим феминизмом; советскими людьми он был переосмыслен и превращен в праздник, воспевающий Женщину. Таков Новый год, который пришел в Россию в XVIII веке, но привычный нам вид приобрел в советские времена.

И до сих пор очень важно для нашей многонародной многоконфессиональной страны, что есть светский общий для всех волшебный праздник Нового года, к которому привыкли все.

Рустем ВАХИТОВ

Источник: «Точка.ру»