Почему анархисты не успели «выкопать могилу для большевиков»
В ночь с 11 на 12 апреля 1918 года боевые отряды ВЧК, 1-й автоброневой отряд ВЦИК, 4-й Видземский полк латышских стрелков, охранявший Кремль, и части Московского гарнизона внезапным ударом разгромили основные базы московских анархистов.
Вот как это событие в своём дневнике описывал московский обыватель Никита Окунев: «В ночь на вчерашний день и вчера утром в Москве опять «была игра» с броневиками, пушками, бомбами и пулемётами, поранившая и убившая несколько недавних соратников – красногвардейцев и черногвардейцев («Чёрной гвардией» именовались боевые дружины анархистов. – Ред.). Больше всех досталось Купеческому клубу и особнякам, т.е. прекраснейшим московским зданиям и их богатой обстановке. Там в последнее время поселились анархисты: и «идейные», и «жулики», вот их-то и выживали большевики с помощью тяжёлой и лёгкой артиллерии».Налёт на московских анархистов преподнесли как разгром уголовных «малин» и бандитских притонов. «Анархисты присвоили лучшие дома в Москве. На Поварской, где раньше жили богатые купцы, мы заходили из дома в дом. Грязь была неописуемая. Пол был завален разбитыми бутылками, роскошные потолки изрешечены пулями, – живописал в своих мемуарах глава специальной британской миссии при советском правительстве Робер Брюс Локкарт, которого зампред ВЧК Ян Петерс по указанию Дзержинского свозил на специальную «экскурсию» по местам боёв. – Следы крови и человеческих испражнений на обюсонских коврах. Бесценные картины изрезаны саблями. Трупы валялись где кто упал. Среди них были офицеры в гвардейской форме, студенты – 20-летние мальчики и люди, которые, по всей видимости, принадлежали к преступному элементу, выпущенному революцией из тюрем. В роскошной гостиной в доме Грачёва анархистов застигли во время оргии. Длинный стол, за которым происходил пир, был перевёрнут, и разбитые блюда, бокалы, бутылки шампанского представляли собой омерзительные острова в лужах крови и вина. На полу лицом вниз лежала молодая женщина. Петерс перевернул её. Волосы у неё были распущены. Пуля пробила ей затылок, и кровь застыла зловещими пурпуровыми сгустками. Ей было не больше 20 лет. Петерс пожал плечами. – Проститутка, – сказал он, – может быть, для неё это лучше…»
Чисто технически операцию подготовили отменно. Как свидетельствовал комендант Кремля Павел Мальков, «числа 8–9 апреля вызвал меня Феликс Эдмундович. С анархистами, говорит, решено кончать. Надо составить план ликвидации анархистских гнёзд. Займись, тебе не впервой, кое-какой опыт накопил в Питере». Затем «в ЧК мне вручили адреса особняков, занятых анархистами». Прежде всего решено было провести разведку, пишет Мальков, «изучить расположение особняков, занятых анархистами, обследовать подходы, выяснить возможные пути отступления наших противников». Рекогносцировку на местности лично провели сам Мальков, а также командир и комиссар полка латышских стрелков. Вместе и набросали план: ночью одновременно блокировать все особняки, предъявив анархистам ультиматум: «На размышление – 5 минут. Не подчиняются – переходим в решительное наступление и разоружаем их силой». Далее всё шло по плану: с броневиками, пулемётами и артиллерией. «Когда я вернулся в Кремль, – вспоминал Мальков, – гауптвахта была уже до отказа заполнена, а новые партии анархистов всё продолжали поступать. К полудню набралось до восьмисот человек». Потери чекистов оценивают в 10–12 человек убитыми и ранеными, латыши потерь не имели, а у анархистов было порядка 40 убитых – не в бою, расстрелянных после захвата.
Усилиями советской историографии и кинематографа сотворён совершенно карикатурный образ анархистов времён революции и Гражданской войны: разнузданный уголовный сброд, занимавшийся грабежами, налётами, попойками и развратом. Эту установку столь долго и целенаправленно вбивали в мозг советского обывателя, что слова «анархист» и «бандит» стали чуть ли не синонимами. Отчасти это действительно было так, поскольку какая только шваль не слетелась тогда под революционные чёрные знамёна анархистов, которые, как писал тот же Мальков, «захватывали среди бела дня целые дома; арестовывали и задерживали по своему усмотрению кого угодно; учиняли в любое время дня и ночи самочинные обыски в частных квартирах, кончавшиеся грабежами; под видом ревизий и конфискаций грабили склады, магазины, отдельных граждан». Но абсолютно то же самое делали и те же боевики-красногвардейцы с чекистами! Под столь же революционные красные знамёна стекались точно такие же любители поживы, насильники, убийцы и прочая шпана, активно подпитывая кадрами боевые отряды ВЧК, Красной гвардии. Для нормальных обывателей сотрудники ВЧК, уже вовсю наводившие ужас своими экспроприациями и убийствами, ничем не отличались от налётчиков чуть иной политической ориентации (или даже вовсе без оной): какая, собственно говоря, мирному человеку разница, грабят его и убивают с «законным» ордером или без него?
Но в данном случае речь шла о вещах много более важных: на кону стоял вопрос о власти, и большевики спешно уничтожали тех, кто имел реальную возможность эту власть у них перехватить. А единственными, кто в апрельской Москве 1918 года это мог сделать, были боевые дружины анархистов. И это были вовсе не те опереточные персонажи, коими их представляют в кино, а те, кто в октябре 1917 года внёс, быть может, решающий вклад в захват власти. Стоит напомнить, что именно анархисты тогда рулили «красой и гордостью революции» – балтийскими матросами, именно отряды матросов-анархистов взяли Адмиралтейство и принимали участие в захвате Зимнего дворца, они же сыграли и решающую роль в пресечении похода на Петроград войск генерала Краснова. Опять же именно отряд знаменитого матроса-анархиста Анатолия Железнякова разогнал Учредительное собрание. Это была сила очень и очень мощная, да и неплохо вооружённая: «Анархисты, – писал Мальков, – открыто получали оружие с советских военных складов». А как им было не получать, если это революционная партия, пользовавшаяся огромной поддержкой немалой части «трудовых масс», не говоря уже про матросов, вместе с большевиками активно участвующая в развязывании «мировой революции» и гражданской войны. Но, как обмолвился наш комендант Кремля, «чем больше крепло Советское государство <…> тем острее и непримиримее становились противоречия между cоветской властью и «идейными» анархистами».
Обратимся к свидетельству «со стороны». 6 апреля 1918 года атташе при французской военной миссии Жак Садуль сообщил в Париж: «Анархическая партия – самая активная, самая боевая из всех оппозиционных групп и, вероятно, самая популярная со своей демагогией в некоторых рабочих кругах. Она также единственная, кто, благодаря опоре на довольно многочисленные группировки, имеет возможность вступить в бой со штыками большевиков. Она, похоже, завоёвывает популярность в городах». И пророчески заметил: «Большевики обеспокоены. Но, если они проявят немного решительности <…> они сломят это движение, одновременно укрепят свой престиж и охладят пыл других оппозиционеров». Через два дня Садуль отослал отчёт о встрече с видным анархистом Александром Ге. Тот поведал, что анархисты уже сейчас могут «рассчитывать в Москве на несколько тысяч бойцов», момент для выступления пока не настал, но «через месяц-два анархисты выкопают могилу для большевиков». «А если большевики вас опередят и начнут наступление первыми?» – спросил француз. – «Они не посмеют», – отвечает мне Ге». Наивный! И вот уже 13 апреля Садуль рапортует: «Оппозиционные партии подавлены. Такая же безжалостная расправа, по сути, грозит всем, кто попытался бы чинить препятствия правительству». Ударив по анархистам, большевики впервые подняли оружие на союзников по революционному лагерю, сделав очередной шаг на пути к установлению своей однопартийной диктатуры.