Сиделец в кабаке более офицера получает
Итак, как же на самом деле жили господа русские офицеры в последние десятилетия перед революцией? Лучше всего на этот вопрос помогут ответить исторические документы.
«Непрерывный и высшей степени тяжелый труд офицеров не вознаграждается сколько-нибудь удовлетворительно, не только по сравнению со всеми другими профессиями, но даже по отношению к самым ограниченным повседневным потребностям офицерского быта. Тяжесть экономического положения офицеров особенно резко стала сказываться в последние годы вследствие непомерно возросшей дороговизны» - написал во всеподданейшем докладе императору Александру Третьему военный министр Ванновский.
Сменивший Ванновского на посту министра генерал Куропаткин столкнулся с той же проблемой. В своем дневнике он писал: «Ванновский говорил государю, что главная нужда армии - увеличение содержания офицеров.
Сиделец в кабаке более офицера получает. Государю я говорил о том же, и говорил, что в Москве офицеры стреляются из-за растраты в 150 рублей».
Последний протопресвитер русской армии и флота Шавельский в своих воспоминаниях писал: «Офицер был изгоем царской казны... Офицер получал нищенское содержание, не покрывавшее всех его неотложных расходов. И если у него не было собственных средств, то он - в особенности, если был семейным - влачил нищенское существование, недоедая, путаясь в долгах, отказывая себе в самом необходимом».
Мы все прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим
Как же так?! Хрестоматийный образ гусара, к которому мы привыкли, никак не вписывается в подобную жалкую жизнь. А где же грандиозные кутежи с ведрами шампанского и цыганскими хорами, роскошные букеты театральным примадоннам и прочий расхожий антураж? Было и это. Но лишь у относительно небольшой части русских офицеров, обладавших собственным, достаточно крупным состоянием. Такие, как правило, служили в гвардии.
В гвардейских частях, особенно в кавалерии, и речи быть не могло о существовании только за счет начислявшегося жалованья. Бывший офицер гвардейского Кавалергардского полка Алексей Игнатьев вспоминал:
«Выходя в полк, мы все прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим: оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание полковой истории и т.п. Жалованья не будет хватать даже на оплату прощальных обедов, приемы других полков, где французское шампанское будет не только выпито, но и разойдется по карманам буфетчиков и полковых поставщиков. На оплату счетов по офицерской артели требовалось не менее ста рублей в месяц, а в лагерное время, когда попойки являлись неотъемлемой частью всякого смотра, и этих денег хватать не могло. Для всего остального денег из жалованья уже не оставалось. А расходы были велики. Например, кресло в первом ряду театра стоило чуть ли не десять рублей. Сидеть дальше седьмого ряда офицерам нашего полка запрещалось».
Не намного дешевле обходилась служба в гвардейской пехоте. Вот что вспоминал бывший гвардейский пехотинец Геруа: «Даже в скромных гвардейских полках, к каковым принадлежал и лейб - гвардии Егерский, нельзя было служить не имея никаких собственных средств или помощи из дома. В некоторых же полках, ведших важный и широкий образ жизни, необходимый добавок к жалованью должен был превышать последнее в три-четыре раза и больше. В лейб - гвардии Егерском полку можно было обойтись пятьюдесятью рублями или даже меньше». Естественно, что позволить себе службу в гвардейских полках могли отпрыски не просто родовитых, но и очень состоятельных фамилий, да и тем часто приходилось прекращать службу в гвардии после трех-четырех лет больших расходов. Правда, богатые гвардейцы составляли сравнительно небольшой процент от общего количества российских офицеров. И офицерский состав армейской пехоты в подавляющем большинстве комплектовался из людей, для которых более чем скромное жалованье было единственным источником существования.
В особенно тяжелом положении находились младшие офицеры, получавшие в месяц тридцать девять рублей семьдесят пять копеек. Деньги более чем скромные. В то же самое время квалифицированный рабочий в Петербурге получал никак не меньше двадцати рублей, а зачастую намного больше. Но пролетарий, в отличие от «его благородия», не был вынужден тратиться на поддержание военного престижа. Даже при посещении театра офицер обязан был избегать покупки самых дешевых билетов - галерка не для него.
Холостяки по приказу командования
Именно из-за тяжелого материального положения офицеры не имели права вступать в брак до двадцати трех лет, а с двадцати трех до двадцати восьми должны были вносить так называемый реверс, дающий ежегодно не менее двухсот пятидесяти рублей в качестве процентов. Позднее требовалось, чтобы проценты составляли не менее трехсот рублей. Но и после двадцати восьми лет офицер, получающий в год менее тысячи двухсот рублей, обязан был вносить все тот же злосчастный реверс. Делали это для того, чтобы обеспечить офицерской семье пристойный прожиточный минимум. Таким образом, оказывалось, что взрослый человек с высшим военным образованием получал на двести пятьдесят - триста рублей в год меньше, чем требовалось на содержание его самого и семьи.
По расчетам известного российского историка П. Зайончковского, общий месячный дефицит офицерского бюджета составлял десять рублей сорок пять копеек. И при самых скромных расходах офицер не имел возможности даже нормально питаться, обходясь на завтрак чаем с хлебом и ужиная через день. Причем расчеты эти были составлены без учета потребностей в табаке, горячительных напитках и развлечениях, особенно необходимых для холостого мужчины.
Российский офицер был самым низкооплачиваемым среди своих коллег из серьезных европейских армий. В 1898 г. российский подпоручик получал шестьсот семьдесят семь рублей в год, германский - восемьсот девяносто пять (в пересчете на рубли), австро-венгерский - девятьсот пятнадцать и французский - девятьсот тридцать шесть. А, скажем, подполковник в России - тысячу восемьсот восемьдесят, в Германии - три тысячи триста восемнадцать, в Австро-Венгрии - две тысячи пятьсот тридцать и во Франции - две тысячи шестьсот тридцать пять рублей.
Столь же тяжелым было материальное положение офицеров, вышедших в отставку и существовавших исключительно на пенсию. Генерал Антон Иванович Деникин, отец которого вышел в отставку в чине майора пограничной стражи, очень красочно описал условия «благопристойной бедности», в которой жила их семья. Как-то Иван Деникин, заядлый курильщик, дошел до того, что обещал бросить курить по соображениям экономии. И курил-то он табак самый дешевый, на котором много не сэкономишь. Правда, наглядевшись на страдания мужа, госпожа Деникина сама попросила его отказаться от такого мучительного средства пополнения семейного бюджета.
Естественно, что таких условий существования многие не выдерживали. В конце прошлого - начале нынешних веков военные министры не переставали жаловаться на то, что армейские офицеры в массовом порядке выходят в отставку. Уходили на частную службу, в пограничники, которые получали солидный доход в виде процента от стоимости конфискованной контрабанды, и даже в отдельный корпус жандармов.
Лишь после поражения в войне с Японией 1904 – 1905 годов государство, наконец-то, нашло возможность достаточно пристойно содержать своих защитников. Правда, радоваться улучшению своего положения им оставалось уже не так долго...