Моя бабушка Евгения Васильевна была самым незаметным человеком на свете. Я никогда не слышал, чтобы она повышала голос.
И даже телесно, казалось, она соткана из непрочного полупрозрачного вещества. Однажды я, восьмилетний пацан, случайно подглядел ее почти раздетой и был поражен как бы отсутствием кожи - такая она была тонкая и истертая. Если посильнее разогнаться на велосипеде, не без оснований полагал я, бабушку наверняка, как призрак, можно проехать насквозь.Когда бабушка еще и не думала становиться бабушкой, у нее появилась одна на всю жизнь мечта - стать врачом. Но тут вмешалась война. Бабушка, тогда еще просто девушка Женя, в 41-м ушла служить медсестрой в санчасть, с которой прошагала до Праги. Тетки и мама мне рассказывали, что одно время бабушка ассистировала в хирургическом полевом госпитале у "того самого" академика Вишневского, который игриво называл ее "моей рыженькой". Значение этой биографической детали я понял годам к двадцати. Дело в том, что после войны санитарка с колоссальным боевым опытом и с медалью "За отвагу" (которую, впрочем, она никогда не надевала, как и другие, менее для нее значимые) пять раз поступала в мединститут. Но так и не поступила. А ведь достаточно было одного звонка генералу Вишневскому...
Об этом Жене талдычили наперебой все фронтовые подруги. "Нет, я сама", - и все тут!
Моя будущая бабушка устроилась простой санитаркой в районную поликлинику, где и проработала всю оставшуюся жизнь.
Ее муж Борис Васильевич в 1941 году был партизанским командиром.
Когда в музее-панораме "Бородинская битва" готовилась выставка фронтовых рисунков, меня разыскал старший научный сотрудник Музея-панорамы "Бородинская битва" Кирилл Ривчак. И пригласил посмотреть на портрет моего деда, который ни я, ни мои родственники никогда не видели. Карандашный рисунок. Вероятно автор - Петр Александрович Кривоногов, советский живописец-баталист, лауреат Сталинской премии, заслуженный деятель искусств РСФСР, прошагавший в действующих войсках от Москвы до Берлина.
Где и как они встретились - бог знает.
Через много лет мои родители Владимир Голкин и Наталья Тагунова решили напомнить родному Волоколамску про командира здешних партизан и про его жену, дошедшую с медсанбатом до Праги. Родители сделали это к 75-летию Победы, установив на свои деньги памятные доски на нашем родовом доме.
Так мои бабушка с дедом снова встретились.
Как бабушка хоронила любимого мужа, я почти не помню. Но очень хорошо запомнил ее первую смерть. Мы ночевали в одной комнате. Мне было поручено бить тревогу, когда Евгения Васильевна перестанет дышать. Через улицу от нас жила баба Таня, тоже из поликлиники, у нее был заготовлен специальный "тревожный чемоданчик". Когда бабушка перестала дышать, я все сделал, как учили. Прибежала баба Таня, меня выгнали в соседнюю комнату. Но и оттуда я все прекрасно слышал. Реанимация прошла успешно. А потом...
Евгения Васильевна вдруг впервые в жизни закричала. На свою подругу, только что вытащившую ее с того света. Я и сейчас слышу рассерженный бабушкин голос: "Таня! Таня! Что ты наделала! Мне было там так хорошо! Там был Борис!"
Борис Голкин