Очерк был написан, когда Шапошникову шел 83 год. Он дожил до 88 лет...
1—2 июня 1962 года произошел Новочеркасский расстрел. Коммунисты утопили в крови демонстрацию рабочих, протестующих против нищенских условий жизни...
Но был один, который не стрелял...
Но именно Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный (от слова «честь») офицер может (на самом деле – должен!
) отказаться от исполнения преступного приказа.
Когда утром стало известно, что многотысячная демонстрация с красными знаменами, цветами и портретами Ленина направляется от завода в центр к зданию горкома партии, мотострелкам отдали приказ – не допустить прохода демонстрантов по мосту через реку Тузлов. Заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом генерал Матвей Кузьмич Шапошников получил приказ атаковать толпу танками. «Не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками», – ответил генерал.
Генерал М. К. Шапошников прибыл к заводу, вокруг которого уже сосредотачивались войска, и своей властью приказал: «Автоматы и карабины разрядить, боеприпасы сдать под ответственность командиров рот». То же самое относилось и к танковым боеприпасам.
– Для меня, военного человека, когда говорят, что надо поднять войска по боевой тревоге, то есть с оружием и боеприпасами, стало ясно – это не для борьбы со стихийными бедствиями.
Когда спросили генерала, что было бы, если бы он подчинился приказу, и танки, стоявшие на мосту через реку Тузлов, атаковали толпу. Он ответил: «Погибли бы тысячи».
На этом его военная карьера закончилась.
Славы он не приобрёл. Тот поступок (подвиг) Матвея Шапошникова стал известен стране только через четверть века из статьи Юрия Щекочихина в «Литературке» (21 июня 1989).
Герой Советского Союза
Великую Отечественную войну подполковник Шапошников встретил в должности начальника оперативного отдела 37-й танковой дивизии (Юго-Западный фронт). В июле-октябре 1942 года полковник Шапошников – начальник штаба 19 танкового корпуса. В разгар Курской битвы он уже командовал 178-й танковой бригадой.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками, полковнику Шапошникову Матвею Кузьмичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3195).
В апреле 1944 года Шапошникова назначили командиром 10-го танкового корпуса, в Кремле вручили орден Ленина и медаль «Золотая Звезда». 2 июля 1944 года ему было присвоено звание «генерал-майор танковых войск». Боевой путь закончил в Австрийских Альпах, встретившись с союзниками. На параде Победы 24 июня 1945 года на Красной площади генерал-майор Шапошников возглавлял сводный батальон танкистов 3-го Украинского фронта.
После победы генерал Шапошников остался в Вооруженных силах. В 1949 году окончил Военную академию Генштаба и был направлен в Группу советских войск в Германии. Служил начальником штаба, заместителем командующего танковой армией. С 1955 года генерал-лейтенант Шапошников пять лет командовал 2-й гвардейской танковой армией.
В 1960-е годы был заместителем командующего Северо-Кавказского военного округа. (АЛЕКСАНДР ЧЕРКАСОВ, «Мемориал»)
Как жил генерал, который не стрелял
Позднее генерал пытался предать гласности информацию о новочеркасской трагедии. В 1966 году генерал-лейтенант Шапошников отправлен в отставку. Против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в антисоветской пропаганде, в 1967 году – исключен из партии. Фактически оказался в опале. Реабилитирован 6 декабря 1988 года. Жил в городе Ростов-на-Дону. Умер 28 июня 1994 года.
Для осознания прошлого нужна память, которая не сохраняется сама по себе. Но возможно, что именно память о Новочеркасске определила мирный исход событий девяностых. Свидетель расстрела, один из мальчишек с городской площади Новочеркасска, не исполнил преступный приказ у Белого Дома в августе 1991-го, – его звали Александр Лебедь.
(отсюда)
ТОГДА, В НОВОЧЕРКАССКЕ
Литературная газета N25 (5247), 21 июня 1989 г.
В середине мая 1962 года первый заместитель командующего Северо-Кавказским военным, округом генерал-лейтенант Матвей Кузьмич Шапошников проводил на Кубани сборы комсостава округа. В двадцатых числах мая командующий СКВО генерал И.А. Плиев получил шифровку, в которой было сказано: поднять войска по боевой тревоге и сосредоточить их в районе Новочеркасска.
- В конце мая, то есть ещё до первого июня? - переспрашиваем мы у Матвея Кузьмича.
Он отвечает, что да, помнит точно. Шифровка, как он понял, шла от Хрущева через Малиновского, бывшего в те годы министром обороны СССР.
- Для меня, военного человека, когда говорят, что надо поднять войска по боевой тревоге, то есть с оружием и боеприпасами, стало ясно - это не для борьбы со стихийными бедствиями. Значит, там что-то случилось. Плиев уехал раньше, а я, завершив сборы, поехал в Новочеркасск, по дороге заскочив домой в Ростов, переодеться.
Спрашиваем генерала, каким он увидел Новочеркасск. По его словам, в городе было все спокойно, он только обратил внимание на военные патрули. Плиев сообщил: необходимо выехать в район электровозостроительного завода и принять командование над прибывающими туда частями. Перед тем как ехать на завод, командующий приказал генералу Шапошникову доложить Козлову и Микояну.
- То есть, - снова переспрашиваем мы, - два члена Президиума ЦК находились в Новочеркасске ещё до первого июня?
- Да, - отвечает М.К. Шапошников. - Я их нашел в медпункте танковой дивизии, где им отвели резиденцию. Когда я вошел на территорию военного городка, обратил внимание, что он внутри по всему периметру окружен танками и автоматчиками, и не мог не удивиться: от кого же так охраняют двух высоких гостей из Москвы?
Представившись Козлову и Микояну, я тут же высказал опасение: войска вышли с боеприпасами, причем не только стрелки, но и танкисты. Может произойти великая беда. Микоян промолчал, а Козлов грубо оборвал меня: "Командующий войсками генерал Плиев получил все необходимые указания". Я был убежден, что совершается ошибка и потому предложил Плиеву, члену Военного Совета Иващенко, всем нам вместе послать шифровку на имя Хрущева с просьбой, чтобы у войск, сосредоточенных в районе Новочеркасска, изъять хотя бы боеприпасы. Генерал Плиев поднял вверх указательный палец: "Над нами члены Президиума ЦК КПСС". Генерал М.К. Шапошников, прибыв к заводу, вокруг которого уже сосредоточивались войска, своей властью приказал: "Автоматы и карабины разрядить, боеприпасы сдать под ответственность командиров рот". То же самое относилось к танковым боеприпасам.
- Что он увидел на заводе?
- Рабочие бурлили по цехам, - отвечает генерал, - но митингов еще не было. Разговоры шли только о снижении расценок, постановление о повышении цен еще не было опубликовано.
- Приезжали ли местные руководители поговорить с рабочими?
- Они вели себя, как трусливые зайцы, - говорит генерал. - Двое приехали, но когда рабочие рванулись к ним, чтобы высказать свои претензии, они удрали через чердаки... Для того чтобы обратить на себя внимание, рабочие остановили движение на железной дороге.
- Зачем?
- Они хотели, чтобы Москва знала о них, не подозревая о том, что два члена Президиума ЦК находятся всего в нескольких километрах от них под охраной танков и автоматчиков.
Первого числа, по словам генерала Шапошникова, рабочие вышли из цехов и заполнили заводскую площадь. Они хотели встретиться с заводским начальством, но двери заводоуправления были забаррикадированы. Митинг продолжался целый день.
А потом наступило второе июня.
"Около одиннадцати часов распахнулись заводские ворота, и толпа в семь-восемь тысяч человек с красными знаменами направилась в сторону Новочеркасска. Я подошел к рабочим и спросил: куда вы идете? Один из них ответил: "Товарищ генерал, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе". По рации я доложил генералу Плиеву о том, что рабочие идут к центру города. "Задержать, не допускать!" - услышал голос Плиева. "У меня не хватит сил, чтобы задержать семь-восемь тысяч человек", - ответил я. "Я высылаю в ваше распоряжение танки. Атакуйте!" - последовала команда Плиева. Я ответил: "Товарищ командующий, я не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками". Плиев раздраженно бросил микрофон. Предчувствуя недоброе, я попытался на своем "газике" перегнать колонну. Навстречу мне попался генерал Пароваткин, которого я посылал раньше за устными указаниями Плиева. "Командующий приказал применить оружие",- сказал он мне. "Не может быть!" - воскликнул я. Тогда Пароваткин протянул мне блокнот, развернул его, и я увидел: "Применить оружие". Мы с Пароваткиным быстро вскочили в "газик", чтобы успеть обогнать толпу и не допустить кровавой акции. Но не доехав метров четыреста до площади перед горкомом партии, услышали массированный огонь из автоматов".
- Матвей Кузьмич, сколько, по вашему мнению, было убитых?
- Двадцать четыре человека, из них один школьник, тридцать было ранено. Я, помню, сказал генералу Пароваткину: "Знаешь что, давай сейчас поедем к Козлову и Микояну и потребуем как очевидцы, чтобы на этой площади судили всех тех, кто применил оружие". "Опомнитесь, Матвей Кузьмич, - ответил Пароваткин, - там же нас не поймут".
Мы спросили генерала, что было бы, если бы он подчинился приказу и танки, стоявшие на мосту через реку Тузлов, атаковали толпу. Он ответил: "Погибли бы тысячи".
Когда он ехал на завод, то в его "газик" полетел булыжник. Попал в плечо, сорвал левый погон. Генерал высунулся из машины и сказал тому, кто кидал: "Дурак ты!" И поехал дальше.
- Когда я узнал, что собирается городской партийный актив, то решил на нем выступить и сообщил об этом члену Военного Совета. Я хотел сказать о том, что мы не должны были этого делать. Я хотел напомнить всем, что даже в Программе нашей партии записано: с точки зрения внутренних условий наше общество не нуждается в армии. Доказать им, что это беззаконие и нарушение всех человеческих норм. Спросить руководителей КГБ и МВД, почему если мы были в форме, то они переодели своих людей в грязные комбинезоны. Я хотел сказать о многом, но на актив меня не пригласили. Тогда я решил писать письмо и попросил адъютанта найти мне тома Ленина, в которых он дает оценку Ленскому расстрелу и Кровавому воскресенью.
- Кому письмо-то, Матвей Кузьмич? В ЦК? Хрущеву?
- В том-то и дело, я понял, что писать некому, по крайней мере по этим адресам.
ЧЕРЕЗ некоторое время в Москву в СП СССР на улицу Воровского начали приходить письма со странным адресом на конверте: "Советским писателям" и с не менее странной подписью "Неистовый Виссарион":
"...Партия превращена в машину, которой управляет плохой шофер, часто спьяну нарушающий правила уличного движения. Давно пора у этого шофера отобрать права, и таким образом предотвратить катастрофу..."
"...Для нас сейчас чрезвычайно важно, чтобы трудящиеся и производственная интеллигенция разобрались в существе политического режима, в условиях которого мы живем. Они должны понять, что мы находимся под властью худшей формы самодержавия, опирающегося на огромную бюрократическую и вооруженную силу".
"Нам необходимо, чтобы люди начали мыслить, вместо слепой веры, превращающей нас в живые машины. Наш народ, если сказать коротко, превращен в политически бесправного международного батрака, каким он никогда не был".
Письма в СП СССР приходили одно за другим, и можно лишь представить ту реакцию, которую они вызывали - нет, не у "советских писателей", до которых они, видимо, не доходили, а у тех организаций, куда письма, как потом выяснится, исправно направлялись из СП СССР.
На что надеялся Герой Советского Союза, генерал-лейтенант, первый заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом (а ему еще предстояло полтора года пробыть и. о. командующего округом), то есть человек, стоящий на высокой ступени советской военной иерархии, занимаясь несвойственным для генерала делом? Что заставляло его день ото дня заполнять личные дневники, размышляя не столько о военном искусстве, сколько о трудной науке гражданственности (кстати, дневники, как и письма - правда, не все, - были возвращены генералу только в этом году)?
Что заставляло? Думаем, ненависть к духовному рабству, которое административная система культивировала в поколениях, отнимая у человека человеческое.
Ну, а на что надеялся? Наверное, надеялся на сегодняшний день, на то, что мы называем перестройкой.
Могло ли все это долго продолжаться?
"Постепенно я начал сталкиваться с некоторыми странностями, - вспоминает Матвей Кузьмич Шапошников. - Письма, которые приходили ко мне, как правило, оказывались в поврежденных конвертах, и мои адресаты начали жаловаться мне на то, что в таких же поврежденных конвертах приходят и мои письма к ним. Помню, я пригласил к себе начальника особого отдела округа и попросил разобраться, кому понадобилось следить за моей перепиской. Начальник особого отдела смутился и через несколько дней сообщил мне, что конверты повреждены из-за неаккуратности почтовых работников".
В июне 1966 года шестидесятилетнего генерала Шапошникова увольняют в запас. В те дни он записал в дневнике: "Сегодня получил ответ на свое письмо Малиновскому Р.Я., которое я писал 8.6.66 года. Вот его резолюция на письме: "Тов. Шапошников М.К. Не смогли устроить Вас со службой, поэтому и состоялось Ваше увольнение. Большего чего-либо сделать не могу. Малиновский".
В конце августа 1966 года М.К. Шапошников вместе с женой возвращался на своем "Запорожце" из Подмосковья в Ростов. При выезде из Москвы машину остановили. "В чем дело? - удивился генерал. - Что я нарушил?" Офицер ГАИ ответил: "Ничего, мы только проверим документы". Рядом с офицером ГАИ стояли несколько почему-то ухмыляющихся штатских.
- Обычно-то мы едем через Харьков, а в этот раз я решил через Воронеж, чтобы срезать 150 километров. Не успел выехать из Воронежа, как дорогу перекрыли несколько машин с мигалками. "Товарищ генерал, вы откуда и куда?" Я снова удивился: я всегда езжу в форме и со звездочкой Героя. Проверили документы - отпустили. Но перед Ростовом снова тормозят. "Опять будете спрашивать, откуда и куда еду? Надоели". Молодой офицер ГАИ смутился и опустил глаза.
Въезжаю в свой двор, но арка, через которую я всегда езжу, перекрыта, зачем-то вырыта яма. И тут только замечаю, что не только дом, но и квартал оцеплен. Первый, кого я вижу во дворе, - начальник особого отдела округа и с ним еще человек двенадцать в форме и в штатском. Подходит ко мне: "Здравствуйте, Матвей Кузьмич, машину ставьте вот сюда и вылезайте". Только мы с женой вылезли, машину тут же начали обыскивать, возможно, в надежде найти какую-то подпольную типографию. Поднимаемся по лестнице, и над моей квартирой, и под моей на площадках стоят странного вида молодые люди. Один из замков оказывается сломанным. Еле вошли в квартиру. Мне предъявляют ордер на обыск. Спрашиваю начальника особого отдела: откуда начнете искать? Тот мгновенно указывает на кабинет, садится за мой стол и открывает именно тот ящик, где лежит мой личный архив, в том числе на самом верху рукописи писем "Неистового Виссариона".
- Плохой же вы конспиратор, Матвей Кузьмич.
- А я ничего и не собирался прятать...
Я человек очень аккуратный и, бросив взгляд в ящик стола, понимаю, что его уже внимательно осматривали. Все бумаги перевернуты. Там же находят и переписанное мной письмо-воззвание по поводу новочеркасских событий, которое попало ко мне еще в 1962 году. Объявили, что арестовывать меня не будут, взяли подписку о невыезде. После ухода жена подняла ковер в нашей спальне и увидела, что под ним просверлены два отверстия в стене и в них вставлены трубочки. Техника у них тогда еще, видимо, была никудышной.
М.К. Шапошникову было предъявлено обвинение по статье 70 УК РСФСР, - в антисоветской агитации и пропаганде. Лишь после его обращения к Ю.В. Андропову дело было прекращено, но - не по реабилитирующим основаниям. И потому все материалы были переданы в партийную комиссию при Ростовском обкоме партии. 26 января 1967 года тогдашний первый секретарь обкома партии И.А. Бондаренко отобрал у генерала Шапошникова партийный билет.
Конечно, он потом писал и писал. Он писал. Он писал в ЦК, в прокуратуру, на съезды партии. Он рассказывал о своей судьбе рабочего паренька, ставшего военным, ходившего в танковые атаки, получившего Героя в тяжкие фронтовые годы. Он писал про трагедию в Новочеркасске, про время - прошлое и будущее. Тома копий писем и ответов на них накопились у него за двадцать лет... Свою судьбу он связал с событиями в Новочеркасске. Он, как человек военный, осознавал необходимость порядка и дисциплины (да и сейчас, в наше митинговое время, мы не можем принимать за демократию разгул стихии). Но он не мог согласиться с такими методами достижения порядка. К народу надо прислушиваться, а не глушить его голос ревом танковых двигателей. Он не напоминал свои собственные слова: "Я не вижу перед собой такого противника, которого бы следовало атаковать нашими танками". Наоборот, он писал, обращаясь уже к XXVII съезду партии: "Что же касается меня самого, то я и тогда, и поныне продолжаю себя казнить за то, что в июне 1962 года не сумел помешать кровавой акции".
Может быть, в этих словах и заключена та самая строгая самооценка, которой так часто не хватает нам всем.
В МАЕ 1967 года генерал Шапошников записал в своем дневнике: "Лично я далек от того, чтобы таить обиды или злобу на носителей неограниченного произвола. Я только сожалею о том, что не умел по-настоящему бороться с этим злом. В схватке с произволом и самодурством у меня не хватило умения вести смертельный бой. В борьбе с распространенным и укоренившимся в армейских условиях злом, каковым является произвол самодуров, подлость и лицемерие, у меня не оказалось достаточно эффективного оружия, кроме иллюзорной веры в то, что правда, вот так, сама по себе, победит и справедливость восторжествует"...
Сейчас Матвею Кузьмичу Шапошникову идет 83-й год. Нет в нем старости. Он ничего не забыл. Он ничего не хочет забывать.
Обстоятельства могут оказаться сильнее народа, но сильнее одного человека они могут и не стать. Пример генерала Шапошникова у нас перед глазами.
Владимир Фомин, Юрий Щекочихин Тогда, в Новочеркасске
Очерк был написан, когда Шапошникову шел 83 год. Он дожил до 88 лет...
Биографии Героев Советского Союза:
Шапошников Матвей Кузьмич (29.11.1906 - 28.06.1994) Герой Советского Союза
Вечная Вам память, генерал!