Фиксирую интересную тенденцию. Всё больше моих знакомых из самых разных кругов – от очень больших начальников до живущих совсем частной жизнью людей – стали интересоваться вопросами о том, как должно бы, если "по уму", работать государство.
Постепенно уходит из языка – наконец-то! – навязшая в зубах чуть ли не с 80-х риторическая конструкция "а вот в нормальных странах.
Мало кто впрочем пока ещё в состоянии осознать, что уникальность нашей ситуации в том, что СССР действительно был самой передовой и современной (в точном смысле слова) страной мира. Более современной, чем даже США. И одним из доказательств этого является то обстоятельство, что мир только сейчас столкнулся и продолжает сталкиваться ровно с тем набором проблем, который перед нами уже вставал, и который привел нас к катастрофе конца 80-х.
Скажем, вопрос мультикультурализма – для нас не более чем эхо мучительного (и в итоге провалившегося) советского культурного строительства: вся эта интернациональная дружба и «новая историческая общность». Деградация представительских институтов – неизбежная расплата за наднациональную интеграцию.
Классическая многопартийная демократия, как выяснилось, вообще сугубо требует в качестве базового условия своей корректной работы относительное единство социально-культурной сред. Появление инокультурного элемента в системе разносит её в клочья, и по-своему нацдемы (как и их собратья в лимитрофах от Эстонии до Украины), конечно, правы. Если хотите полноценную многопартийную демократию, сначала для этого нужна этническая чистка – или хотя бы забор от мигрантов, как у Трампа.
Русь, как в песне Чижа, могла лишь «сплотить» узбеков с латышами, но не могла организовать между ними равноправный политический диалог в европейском стиле. Как не можем и мы, в нашей усеченной многонационалии: слишком разные.
Это лишь одна довольно узкая плоскость, таковых можно показать с десяток. Мы по-прежнему являемся весьма специфическим «сообществом опыта», и этот опыт, даже будучи основательно забытым, является основным препятствием к усвоению любых «типовых решений» извне. Говоря попросту, мы не можем сделать «как у людей», просто потому что мы уже были в той точке, куда все эти «люди» сегодня только-только начали приходить. И хочешь – не хочешь, приходится иметь дело с реальностью, а не с моделями; и обустраивать её буквально «хозспособом», без какой бы то ни было концепции, просто реагируя на наиболее острые из вызовов.
Можно спросить: а как же все эти бесчисленные поделки, которые насоздавал мировой рыночный капитализм для ублажения Его Величества Потребитель? О которых мы в нашем убогом колхозе раньше и мечтать не могли, а теперь завозим их снаружи, обменивая на дёготь-пеньку-нефть-газ? В том-то и дело – и мало кто пока в состоянии это осознать – что материальная культура вообще далеко не самый главный показатель общественного развития. Особенно если говорить об эрзацах масс-маркета.
Очень медленно и болезненно проникает понимание, что, скажем, повседневная диета советских людей была более здоровой, чем у массовых пожирателей фастфуда, в которых мы сегодня превратились и сами. Или что наличие годной питьевой воды в кране – это лучше, чем пластиковые бутылки с той же самой водой, которые мы сегодня покупаем за деньги. И, что называется, «далее везде» – вплоть до того, что советская элита обходилась обществу на порядки дешевле, чем нынешняя, при нисколько не худшем качестве управленческих компетенций.
Но я меньше всего хотел бы, чтобы это всё читалось как советская ностальгия. Смысл в том, что сегодня «они», страны Запада, приходят туда, где «мы» уже были, и наступают на наши же старые грабли. А мы вынуждены отказаться от идеи, что где-то за бугром есть сияющий первоисточник мудрости, за которым надо просто следовать, и будет счастье. И вместо этого, развернув взгляд вовнутрь, пытаться заново понять, что же теперь со всем этим делать. И никто, кроме нас самих, этого ответа дать не в состоянии.