Начало "холодной войны": ответ Сталина на "дипломатию силы"
О периоде "холодной войны", ее причинах и формах, о победителях и побежденных, написано довольно много. Это не удивительно: на протяжении многих десятилетий наша страна, Европа, весь мир жили в условиях планетарного противостояния двух блоков, которое грозило глобальной катастрофой и ставило под вопрос само существование человечества.
К тому же исход "холодной войны" предопределил тот новый мировой порядок, в котором ныне все мы живем. Так что эта тема не касается "событий давно минувших лет". Но изучение ее может помочь понять тот миропорядок, в котором суждено жить России — наследнице побежденной сверхдержавы — СССР, оценить внешнеполитические подходы и приоритеты, которыми руководствовалось правительство нашей страны. Может быть, они окажутся актуальными и для нашего времени. "Дома новы, но предрассудки стары" — расклад сил, международная ситуация изменились, но "география — это судьба", а потому геостратегические и геополитические цели международных акторов можно понять, обратившись к эпохе "холодной войны"; ведь, в конце концов, важно выявить закономерности поведения на международной арене стран и блоков, чтобы попытаться спрогнозировать возможное будущее человечества.
Примечательно, что слова политических деятелей, журналистов, профсоюзных боссов периода конца 40-х гг. XX в. можно использовать для иллюстрации внешнеполитической, военной и дипломатической стратегии США начала XXI в. Так, военный обозреватель Х.Болдуин писал в 1945 г.: "Сегодня мы нация-банкир, нация-кредитор, нация-экспортер, великая морская и воздушная держава, центр средоточия мировых коммуникаций. Если Рим в свое время был центром существующего тогда мира, то в еще большей степени Вашингтон является центром западного мира в XX в.". Весьма красноречивые сравнения!
И самое главное. Интересно, как реагировало советское руководство во главе с И.В.Сталиным на "дипломатию силы". Очевидно, что ситуация была весьма сложная. Какую оценку дал ей Сталин, каков был подход Генерального секретаря к проблеме? Признаемся, именно последнее нас интересует больше всего. Не претендуя на абсолютную истину, попытаемся найти ответ на этот вопрос. Дело в том, что в западной историографии, а сегодня и в отечественной, вина за начало "холодной войны" возлагается однозначно на послевоенную политику Советского Союза, которая носила якобы агрессивный характер.
То, что миф об агрессивности СССР, лежащего в руинах после страшной и великой войны, был выгоден правящим кругам Запада для нагнетания ненависти в обществе к геополитически усилившемуся СССР, знали в СССР все. Но в современной России, после прихода к власти тех, кто считает, как Б.Н.Ельцин, фултонскую речь Черчилля "самой гениальной речью в истории", приходится доказывать очевидные вещи. К таким очевидным фактам можно отнести утверждение, что виной СССР в глазах Запада было то, что он воспротивился созданию "санитарного кордона" вокруг себя с целью изоляции его от Европы. Это получило название "политики сдерживания", возведения "железного занавеса" (по "недоразумению" СССР ассоциируется с этой политикой, тогда как "занавес" возводили западные страны против нашей страны). При этом правящие круги США и их союзники понимали, что советское руководство не думало начинать новую мировую войну, в чем, например, признавался советник посольства США в Москве Дж.Кеннан, разработавший меморандум, провозглашающий "политику силы" в отношении СССР. Такой меморандум ожидали в Вашингтоне, и он был составлен Кеннаном, который, однако, уже в 1958 г. написал, что СССР не был склонен начать мировую войну.
Манифестом "холодной войны" стала печально знаменитая фултонская речь (март 1946 г.). В ней У.Черчилль призвал британскую ассоциацию народов, говорящих на английском языке, совместно бороться с угрозами "христианской цивилизации" (в том числе и с учетом ядерного фактора) со стороны коммунистических государств. Поскольку, говорил Черчилль, русские уважают только силу, западные страны должны уйти от политики равновесия и перейти к созданию значительного перевеса в военной мощи над Советским Союзом. Однако такой перевес уже сложился: ударная сила англоамериканцев превосходила советскую. Они имели 167 авианесущих кораблей и 7700 палубных самолетов (у нас их не было), в 2,3 раза больше подводных лодок, в 9 раз — линкоров и больших крейсеров, в 19 раз — миноносцев, а также 4 воздушные армии стратегической авиации, в составе которой имелись бомбардировщики с дальностью полета 7300 км (радиус действия советской авиации не превышал 1500-2000 км).
Фултонская речь У.Черчилля, закончившаяся пением бывшего премьера Великобритании, потомка герцога Мальборо, американского гимна и балом-маскарадом, была лишь заключительным аккордом идеологической кампании, завершившейся провозглашением антирусского "крестового похода". Уже с конца 1945 г. Г.Трумэн заявил о решимости США быть "руководителем всех наций". Именно силовой фактор — "атомная дипломатия", а не переговоры, становятся дипломатическим инструментарием "цивилизованного мира" против советского народа. 28 ноября 1945 г. глава комитета по военным делам сенатор Э.Джонс высказался следующим образом: "Располагая стратегическими аэродромами, расположенными по всей территории от Филиппин до Аляски на берегах Азии, от Аляски до Азорских островов в Южной Атлантике, мы можем по первому указанию сбросить атомные бомбы на любое место на поверхности земли и вернуться на наши базы. Атомная бомба в руках США будет большой дубиной американской дипломатии".
Но самое страшное — объявление войны России — было впереди. Не Черчилль и не Трумэн, а более влиятельные люди должны были "дать добро". Стратегическим центром по ведению "холодной войны" Запада стал Совет по международным отношениям, объединяющий с 1921 г. самых влиятельных людей США и западного мира. После 1945 г. членами Совета стали генералы из Пентагона и НАТО, деятели ЦРУ и спецслужб. Именно там вырабатывалась инициатива нанесения ядерного удара по России, когда президентом Совета был А.Даллес (с 1946 по 1950 г. — директор ЦРУ). Тот самый Даллес, который вел переговоры с Германией по поводу совместной борьбы против СССР. Тот самый Даллес, который на одном из заседаний Совета провозгласит новую доктрину деятельности против СССР путем изменения сознания русских людей, подмены национальных ценностей фальшивыми.
По плану Даллеса США должны были найти помощников в самой России, руками которых она будет уничтожена. Зловещая ставка на молодежь, из которой вырастет сеть космополитов, дала Западу медленные, но верные результаты по уничтожению советской страны. Именно поэтому, как признавался другой директор ЦРУ С.Тернер, "...к 1953 г. машина тайных операций была запущена на полный ход, определяя политические и военные события и распространяя пропаганду в 48 странах".
Вышеперечисленные меры, предпринятые западным сообществом во второй половине 40-х гг., показывают, что они носили продуманный характер долгосрочной стратегии, реализуемой на протяжении длительного времени. Это не были спонтанные эмоциональные шаги, они являлись плодом геополитического и геостратегического мышления. Была разработана прежде всего атлантистская внешнеполитическая линия, в которой видно влияние геополитической мысли: идея о "кольце анаконды" вокруг противника А.Т.Мэнена; идея о "санитарном кордоне", разделяющем Россию и Европу, Х.Маккиндера; "стратегия сдерживания" и стратегия силы для овладения территорией "римленда" (Восточной и Центральной Европы) Н.Спайкмена и др. Все это подкреплялось эффективными тактическими шагами — от наращивания военной мощи до подрывной деятельности в странах Центральной и Восточной Европы и СССР и пестования мондиалистски настроенного истеблишмента в СССР, который в нужное время развернет страну в нужном для кого-то направлении.
Политика "холодной войны" носила характер войны тотальной. Обратите внимание: и Трумэн, и Черчилль, и Даллес рассматривали противостояние с Россией с точки зрения борьбы за право играть глобальную мессианскую роль, исполнять которую Запад не сможет, пока существует альтернативный цивилизационный проект. Англосаксонская, фаустовская цивилизация так устроена: она верит в свои силы и разум, благодаря которым она может переделать вселенную на основе своих представлений. Россия же, как писал еще О.Шпенглер, внутренне чужда Западу, и оба прекрасно понимали это всегда. Петровско-большевистская элита России, смотрящая враждебно на все русское, не сможет никогда переделать Россию, инстинктивно защищающуюся от Запада как от чего-то чужого. Европеец О.Шпенглер тонко чувствовал ту "плодотворную, глубокую, исконную русскую ненависть к Западу, этому яду в собственном теле... ненасытную ненависть ко всем символам фаустовской воли, к городам — прежде всего к Петербургу, — которые, как опорные пункты этой воли, внедрились в крестьянскую стихию этой бесконечной равнины..."
Чувствуя эту апокалиптическую, ожесточенную ненависть времен Маккавеев, на что указывал Шпенглер, Запад не мог спокойно смотреть на усиление России в лице сталинского СССР и в стиле фаустовской цивилизации начал "крестовый поход", не дожидаясь пока СССР окрепнет еще больше и когда западноевропейской цивилизации сложнее будет претендовать на особую историческую миссию. Итогом "крестового похода", как известно, стало исчезновение "апокалиптической" ненависти России к Западу.
Теперь перейдем к вопросу, насколько адекватным был ответ СССР на "вызовы истории". Мы убедились, что фултонская речь и прочие шаги Запада являлись не следствием возрастания экспансионизма СССР, а превентивной мерой, вызванной желанием перехватить инициативу в великой геополитической игре. То, что выдавалось Западом за экспансионизм И.В.Сталина, было стремлением не допустить создания "санитарного кордона" в Восточной Европе. В ответе корреспонденту "Правды" 14 марта 1946 г. И.В.Сталин показал глубокое понимание имперской геостратегии атлантизма.
"Немцы произвели вторжение в СССР через Финляндию, Польшу, Румынию, Болгарию, Венгрию. Немцы могли произвести вторжение через эти страны потому, что в этих странах существовали тогда правительства, враждебные Советскому Союзу... Спрашивается, что же может быть удивительного в том, что Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу? Как можно, не сойдя с ума, квалифицировать эти мирные стремления Советского Союза как экспансионистскую тенденцию нашего государства?"
Но Запад обвинял СССР в том, что в странах Восточной Европы находились не демократические правительства, а коммунистические. На что Сталин отвечал: "Господину Черчеллю хотелось бы, чтобы Польшей управлял Сосыновский и Андере, Югославией — Михийлович и Павелич, Румынией — князь Штирбей и Радеску, Венгрией и Австрией — какой-нибудь король из дома Габсбургов и т.п. Господин Черчилль хочет уверить нас, что эти господа из фашистской подворотни могут обеспечить “подлинный демократизм”".
Как видим, Сталиным руководил прагматичный геополитический расчет, а не идеологемы. В этом отношении он был менее зашоренным, чем последующие коммунистические вожди, не выходящие за пределы марксистской фразеологии и ограниченностей исторического материализма. И.В.Сталин говорил на одном языке с Черчиллем и братьями Даллесами и Кo — геополитическом, но со стороны теллурократии. Чего не скажешь о Н.С.Хрущеве, Л.И.Брежневе, М.С.Горбачеве. Правда, бывший генсек и нынешний глава мондиалистского Мирового форума М.С.Горбачев перешел на язык геополитики и стал предлагать "исторический переходный период" от цивилизации старого типа к интегрированной глобальной цивилизации, которой будет управлять "Глобальный мозговой трест" или "Совет мудрецов" по Хартии Земли — Билле о правах планеты. Лучше б не переходил...
Оценивая действия Черчилля, Сталин говорит об установке Запада на войну с СССР, озвученную этим господином. В этом глава государства видит не противостояние капиталистической и социалистической систем, а противостояние двух цивилизаций, одинаково претендующих на то, что именно их модель развития должна быть воспринята человечеством. Сталин сравнивает Черчилля с Гитлером, видя цивилизационное сходство двух последних. Ими движут не идеологемы, а желание победить в "войне цивилизаций" — западной, талласократической, романо-германской и российской, евразийской, континентальной.
"Господин Черчилль начинает дело с развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира... По сути дела господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, — в противном случае будет война".
Любопытно, что Сталин ставит рядом Гитлера и Черчилля как представителей одной расы, одной цивилизации. Раса эта — германская, и две мировые войны были выяснением отношений внутри нее по вопросу: кто, Англия или Германия, будет вести человечество за собой. Тот же О.Шпенглер писал о противостоянии принципов "викинга"-англичанина и "монарха-рыцаря"-пруссака, между которыми не могло быть примирения, так как "оба они, как германцы и люди фаустовского склада высшего порядка, не признают границ своим устремлениям и только тогда почувствуют себя у цели, когда весь мир подчинится их идее... война между ними будет продолжаться до тех пор, пока один из них не победит окончательно. Должно ли мировое хозяйство быть всемирной эксплуатацией или всемирной организацией?"
Вопрос разрешился к 1945 г., "не без помощи" СССР, что признают даже авторы соросовских учебников истории, победила английская линия германской расы, и мир должен был стать "мировым трестом", а не направляться "людьми того типа, который был намечен в конце второй части “Фауста”".
Однако роль России в новом миропорядке никто не планировал — посему она должна была быть окружена "железным занавесом" и медленно умирать. Против этого-то сценария и выступил И.В.Сталин. Он ясно дал понять, что апелляция к силе со стороны Черчилля — это повторение того, что произошло в годы иностранной интервенции против РСФСР в 1918-1920 гг. Ответом СССР будет борьба за свой суверенитет. Более того, Сталин демонстрирует ту диалектику национальной истории, которая характеризуется мессианским мышлением и имперостроительством.
Собственно, право России на альтернативный проект и отстаивает Сталин, а не дело построения коммунизма.
Именно такой подход к проблеме советского руководства позволяет говорить об эволюции в сторону евразийского дискурса. Как и евразийцы Н.С.Трубецкой и П.Н.Савицкий, И.В.Сталин видит в действиях "романогерманцев" (англосаксов) вторжение Запада в Евразийскую Россию по всем законам геополитики. По сути, сталинский Союз принимает вызов Запада и возрождает "фундаменталистское цивилизационное противостояние с Западом, которое и сделало Россию Евразией, Третьим Римом, оплотом новой “римской идеи” на геополитической карте мира".
Конечно, настоящая работа не претендует на исчерпывающие ответы по данному вопросу, но мы полагаем, что в сложившейся международной ситуации середины-конца 40-х гг. ХХ в., в условиях объявления Западом тотальной "холодной войны" СССР-России-Евразии, подходы И.В.Сталина к внешней политике советского блока и атлантического альянса были адекватными. Они исходили из геополитического анализа целей противников СССР и признания необходимости защиты альтернативного глобального проекта в духе диалектики евразийского, национального мышления, которое демонстрирует И.В.Сталин в последние годы нахождения у власти. К сожалению, уже в конце 40-х — начале 50-х гг. в советском руководстве начинают звучать голоса о необходимости отказа от противостояния с Западом на глобальном уровне и делаются выводы о возможности и полезности перестроить систему через введение некоторых институтов в стране (например, заявление Молотова иностранным журналистам о возможности ослабления цензуры в СССР "на условиях взаимности", что в условиях "холодной войны" воспринималось как признание правоты противника).
Дальнейшие геополитические поражения России будут не следствием сталинской проевразийской геополитики, а результатом отказа от нее послесталинского руководства, что и неудивительно. Если еще при жизни генералиссимуса обсуждались внешнеполитические проблемы в духе бжезинской "конвергенции", то следовало ожидать поражения Евразии в "холодной войне", когда США и западный мир стали с "легкой" руки Хрущева образцом, критерием и для внутренней политики страны, которая начала перегонять США по "молоку и яйцам".
Сталинский дискурс был иным, евразийским: речь шла о праве и возможности России быть носительницей великой исторической миссии, сохранить самобытную культуру, чтобы не было стыдно, как писали евразийцы в 1926 г., за русских людей, "которым приходится узнавать о существовании русской культуры от немца Шпенглера".
Демьян Хамитович Саликов — кандидат педагогических наук, доцент кафедры экономико-правовых основ управления Челябинского Государственного университета.
Статья "Об эволюции внешнеполитического курса советского руководства в условиях начала "холодной войны": евразийская парадигма" опубликована в издании "Вестник ЧГУ. Востоковедение. Евразийство. Геополитика" №3 (76) 2006.
