Его задачей было русское Просвещение (к 90-летию Ильи ГЛАЗУНОВА)

Я - националист. Шовинист бы сказал, что мой русский народ самый лучший из всех других. А я как патриот утверждаю: русский народ не хуже других. Но я горжусь, что я русский.

Илья Глазунов

Когда-то в эфире программы «Имя России» Никита Михалков назвал Илью Глазунова «персонажем Достоевского». «Беру пример с вас!» - парировал Илья Сергеевич. Он, действительно, во многом был персонажем своего любимого писателя, как и всякий, говоря словами Мити Карамазова, «истинно русский человек» - необъятный, неформатный, непостижимый в калейдоскопе своих противоречий.

Мальчик из блокадного Ленинграда, лишённый этой блокадой самого дорогого существа – Матери. Сколько была она с ним? Чуть более 10 лет… Но самых важных лет в становлении человека. Заложенное ею в чуткую душу своего Илюши, уже не могло быть затоптано, забито сорной травой, развеяно. Это понесёт он через всю жизнь, как и её незабвенный образ – святыню сыновнего сердца. Мать привила сыну среди прочего любовь к русской культуре, знание её. Она сама была осколком этой культуры – культуры распятой России… Таким же осколком была и избранница Ильи Сергеевича – художница Нина Александровна Виноградова-Бенуа. Эта удивительная женщина отдала мужу всю себя без остатка. Было время, когда она сдавала кровь, чтобы на вырученные деньги купить ему краски. Это ли не идеал женщины по тому же Достоевскому?

Поправить бедственное положение художнику-монархисту помог зубр советской литературы Сергей Михалков…

У писателя Леонида Бородина есть повесть под названием «Повесть странного времени». Это название очень подошло бы к жизнеописанию Глазунова. Он был гоним и прославлен одновременно. Причём прославлен, вовсе не как мученик застенков. Его утверждавшие русскость, тысячелетнюю Великую Россию картины не могли быть ко двору советской власти, они активно обличали её, вопияли против неё. Были для неё прямо враждебными. Вторая выставка Глазунова была закрыта, его картина «Дороги войны», показывающая отступление советской армии в 41-м году – уничтожена…

Конечно, художник с таким направлением в мыслях и творческих не мог рассчитывать на правительственные награды. Но при этом Илья Сергеевич имел солидную мастерскую, где часто собирались его друзья – цвет отечественной интеллигенции. Леонид Бородин, бывавший там и друживший с Глазуновым, который не раз помогал отбывшему срок за свои убеждения писателю, в своих воспоминаниях отмечает, что гости знали о том, что квартира хозяина находится «под колпаком», но тем не менее охотно пользовались её щедрым хлебосольством. Хозяин не чурался «не подобающих» знакомств – ни со стороны диссидентов, ни со стороны «творческой обслуги режима». Не чурался и портретов на заказ. Уже позже, в демократические времена, не откажет он увековечении на холсте Анатолию Собчаку и Людмиле Нарусовой. «Настоящий художник должен быть правдив», - запомнили мы с детства фразу… Илья Сергеевич был правдив в своём творчестве. Не в плане фотографического сходства, а в плане выражения сути тех, кого писал он. Посмотрите на портреты Собчака и Нарусовой. Вы увидите на них не людей, а что-то совсем иное… Это не портреты лиц, а портреты душ…

В масштабной личности Глазунова уживалось многое, и этот масштаб, этот талант не только художнический, но человеческий, артистический в широком смысле слова покорял самых разных людей. Художника-монархиста в годы железного занавеса отпустили заграницу – не выдворили, а отпустили в, так сказать, творческую командировку. Этого потребовали зарубежные бонзы. И среди них – дивная Джина Лоллобриджида. На её вилле будет жить русский художник и писать портрет прекрасной хозяйки. Совсем как более века назад Карл Брюллов… Великая итальянская актриса и скульптор в своих воспоминаниях вдохновенно описала те дни, не утаив и того, что мечтала и надеялась, что Глазунов не вернётся в СССР, а останется…

Но Илья Сергеевич вернулся. Русский человек всегда влюблён в бесценные камни Европы, более, чем сами европейцы, как говорит об этом Версилов в романе «Подросток». Но в то же время русский человек не может долгое время жить и творить без России, вне России. Даже если Россия оккупирована Советским Союзом…

В 1970-е годы Глазунов выступил против Генерального плана реконструкции Москвы, угрожавшего практически полным разрушением исторической части города. Вместе с единомышленниками он создал альбом, посвящённый «старой» Москве и отражающий утраты, понесённые в результате градостроительной деятельности коммунистического руководства. Ему и композитору Вячеславу Овчинникову удалось собрать подписи деятелей науки и культуры под письмом в Политбюро ЦК КПСС. Генплан был выставлен на обозрение в Манеже и раскритикован общественностью. После чего план был отозван, а при ГлавАПУ Москвы был создан общественный совет, без решения которого разрушения исторической застройки не могли быть допущены. Вспоминая этот факт и созерцая нынешнее разрушение Москвы (и не только её), невольно задаёшься вопросом: где же было больше демократии – в тоталитарном СССР или нынешней либеральной РФ?..

В 1986 году картины Глазунова были выставлены в Манеже, и это было величайшее событие в русской духовной жизни, в культуре. Громадная очередь тянулась, чтобы надышаться русским духом, это было настоящее паломничество, именно так паломники часами стоят в ожидании своего черёда прикоснуться к святыне. Никакая «бульдозерная» выставка «абрамгардистов» (термин Глазунова) и близко не могла сравниться с ним. «Бульдозерная» выставка была событием для междусобойчика, по глупости (или нарочно) раскрученная КГБ. Выставка Глазунова стала явление явлением в жизни русского народа, свидетельством бытия русского народа, откровением о русском народе и России. И – в атеистической стране! – о Христе. На сломе эпох Илья Сергеевич был одним из символов русского монархического движения. Тогда же он создаёт свою академию живописи, дабы взращивать в ней молодую поросль живописцев в русском духе, в знании и любви к родной истории. В том, в чём некогда воспитывала его незабвенная мать…

- Господи, как же вы ограблены! – восклицал художник, когда при приёме в академию юные абитуриенты обнаруживали незнание самых элементарных сведений о собственном Отечестве.

Его задачей было русское Просвещение. Он стремился к тому, чтобы не просто научить молодых живописцев мастерству, но напитать их души. Любовью к России и своему народу. Знанием истории его. Верой. Русскостью.

Когда он рассказывал об отдельных эпизодах русской истории, то подчас рассказы эти бывали весьма творческими, оторванными от строго событийной канвы. Это были скорее легенды о русской истории, прекрасная сказка о России, которая должна была вдохновлять и влюблять в себя. Он выражал не букву, а дух истории, дух своей Великой России.

- Если будет надо, я встану на колени, - это тоже Глазунов. «Надо» - имеется ввиду ради Академии. Ради неё мастер готов был вставать на колени, просить, унижаться. Он и унижался, когда слушал поучения первого лица относительно неправильных размеров меча на своей картине и неправильном отношении к подвигу Бориса и Глеба…

- Поправлю, Владимир Владимирович!

Этим «поправлю» унижался не великий художник, точно принявший на себя в тот момент образ юродивого, но тот, кто, забыв рекомендацию сапожнику не судить выше сапога, рассуждал о неверности изображения меча…

Как о любом или почти любом великом человеке, как и о том же Достоевском, о Глазунове спорили, спорят и будут спорить доколе жива Россия и её культура. Будут разбирать и личность художника со всеми её противоречиями, и творчество, расходясь в оценках оного. Но нужны ли эти разборы?.. Илья Сергеевич, повторим, был истинно русским человеком, праведным грешником, юродивым мудрецом, гибким стоиком… А творчество его – пронзительно русское – открыло в нашей живописи блистательную страницу русского возрождения. Более того многим открыло оно саму Россию. Ту, которую мы потеряли. Есть знаковые произведения эпохи, определившие мировоззрение значительной части её современников. Картины Глазунова именно таковы. После десятилетий господства соцреализма они сделались кладезем родниковой воды, живой воды. И вода эта пробуждала и обильно питала столь необходимое нам русское мировоззрение.

Едва ли не главнее картин – любимое детище Ильи Сергеевича. Его Российская академия живописи, ваяния и зодчества. Из её стен вышли лучшие мастера современной русской живописи. П. Рыженко, Е. Демаков, Афонины, Кургузова и Мирошник, М. Вишняк, В. Киреев, С. Трошин и многие-многие другие. В них фениксом из пепла восстала уникальная школа русской живописи, восстала и расцвела, как в лучшие времена свои – второй половины 19-го века. И это – величайшее, неоценимое наследие Глазунова, за которое всякому русскому человеку должно поклониться его могиле. «Я верил в себя. Верил, что и один смогу что-то сделать для моей России», - говорил Илья Сергеевич. Эта вера исполнилась всецело.  

Е. Фёдорова