И сегодня идут вечные споры вокруг Наполеона. Дебаты идут о том, кто он – наследник Революции
или ее могильщик, тиран или реформатор, великий капитан или «кровавый ячмень», спаситель Франции или диктатор, виновный в ее закате, работорговец, создатель современной Франции или, наконец, предшественник тоталитарных лидеров и создатель тоталитарного режима? Сторонников и тех, и других мнений немало. Его жизнь восстановлена буквально по дням; его переписка опубликована, источники многочисленны. Казалось бы, историкам уже все известно о Наполеоне, но они почему-то продолжают и продолжают спорить о нем...
Последние трагические события, так или иначе связанные с именем и памятью Наполеона, стали предметом бурного общественного обсуждения, осуждения, дискуссий, спекуляций и отразились на исторической науке как таковой, не говоря уже о реконструкторском движении. У Наполеона множество ипостасей. Он сам создавал свой образ и свою легенду, а миф и антимиф, «золотая» и «черная» легенды, начали
формироваться еще при его жизни. А две главные его ипостаси прямо противоположны. Первая: Наполеон – герой, создатель современной Франции, ее важнейших политических и правовых институтов. Говоря
словами известнейшего наполеоноведа Жана Тюлара, Наполеон – архетип спасителя, прообраз «спасителей», «которыми, как вехами, отмечена история Франции ХIХ–ХХ веков… Наполеон проторил дорогу Кавеньяку, Луи Наполеону Бонапарту, Тьеру, Петену и де Голлю».
Вторая ипостась: Наполеон – это зло. Лионель Жоспен, политик левого толка, так и назвал свою книгу – «Наполеоновское зло» , обвинив Наполеона среди прочих грехов в изобретении авторитарной формы
правления. Но Наполеона обвиняют в изобретении не только авторитаризма, но и тоталитаризма; более того, доходят до того, что именуют его «промоутером геноцида» . Собственно говоря, все эти обвинения порой адресуются и Французской революции в целом, которая также является политически ангажированной темой.
Обвинения Наполеона в тоталитаризме возникли в ХХ в., когда тоталитарные и авторитарные режимы стали реальностью. Художественная литература очень чутко реагирует на состояние общества, и Джордж Оруэлл в «Скотном дворе» вывел образ Наполеона-борова, устанавливающего тоталитарный порядок. И хотя образ агрессивного кабана Наполеона отсылает скорее к Сталину, но Оруэлл так или иначе вписывает Наполеона в семью диктаторов ХХ в. Примечательно, что в первых переводах на французский он носил имя Цезарь, поскольку во Франции запрещено называть свиней Наполеонами. Правда, позже оригинальное имя вернули.
При этом если у Оруэлла Наполеон – объект критики как тоталитарный лидер, то идеологи фашизма и национализма еще до создания Третьего рейха взяли образ Наполеона на вооружение как эталон сильной личности. В 1927 г., когда во Франции вышел на экраны знаменитый немой фильм Абеля Ганса, посвященный Наполеону, немецкий публицист Вернер Хегеман (1881–1936) констатировал, что его соотечественники очарованы Наполеоном. При этом у немцев Наполеон вызывал амбивалентные чувства: не только притяжение и очарование, но и ненависть. Наполеон – великий человек, объединивший свой народ, но нанесший поражение немцам и итальянцам. Однако позже немцы его победили, и эта победа способствовала их национальному единению.
В период между двумя мировыми войнами победа над Наполеоном, одержанная в 1815 г., напоминала, что реванш над Францией за поражение в Первой мировой войне был возможен. Иными словами, немцы, как и французы, приспосабливали имя Наполеона и память о нем к потребностям дня. с 17 ноября 1934 г. по 23 апреля 1945 г. начальником личной канцелярии Гитлера как руководителя НСДАП, опубликовал биографию Наполеона под названием «Гениальный Наполеон – светящий след кометы», в которой Гитлер трактовался как продолжатель дела Наполеона. Однако после того как немцы потерпели поражение под Москвой в 1941 г.,
книга была изъята из продажи: аналогии напрашивались совсем нежелательные. На имени Наполеона попытается спекулировать и сам Гитлер. Поражение Франции в 1940 г. совпало со столетием перемещения останков Наполеона со Святой Елены. Нацисты использовали этот юбилей, чтобы организовать возвращение в Париж останков Орлёнка, сына императора, погребенного в Вене . Как в свое время Луи-Филипп, Гитлер
тоже хотел совершить этот символический акт, дабы польстить самолюбию французов. Однако, как и Луи-Филиппу, ему это не особенно помогло. В условиях оккупации и поражения память о наполеонидах
больше не прельщала французов. В народе говорили: «Вместо угля нам привезли пепел» (имеется в виду уголь для отопления, что было особенно актуально в условиях зимы); «Нам вернули мертвого узника вместо
узников живых» . Маршал Петен тоже использовал память о Наполеоне в своих целях, проводя аналогии с 1799 г.: тогда Бонапарт покончил с Первой республикой, чтобы спасти Францию. Петен положил конец Третьей республике, чтобы облегчить положение Франции, оккупированной немцами. Не остались в стороне и англичане.
Как полагает Тьерри Ленц, традиция сравнения Наполеона и Гитлера имеет англосаксонское происхождение и уходит корнями к пропагандистской идее о том, что либеральная Великобритания сначала поднялась против кровавого якобинского террора, а затем и против порожденного Революцией тирана. И так же, как и Гитлер, Наполеон был побежден истинными защитниками всеобщей свободы, т.е. англичанами. Такие теории, которые Ленц справедливо называет абсурдными, имели определенный успех у публики, падкой на броские идеи, причем не только в Великобритании, но и во Франции. Очередной всплеск сравнительных биографий Наполеона и Гитлера пришелся на конец 1980-х – середину 1990-х гг., когда среди британских историков снова актуализировалась мода на проведение исторических параллелей между периодом борьбы с наполеоновской Францией и временем борьбы с гитлеровским рейхом.
Наиболее известной стала вышедшая в 1988 г. работа Десмонда Сьюарда «Наполеон и Гитлер». Автор этой книги находит много общего между Наполеоном и Гитлером: бедное происхождение и амбиции юности; холерический темперамент, состояние фрустрации из-за нереализованных амбиций; нетерпимость к критике; оба – иностранцы; страстная борьба за власть; государственный переворот для прихода к власти; идея создания для одного новой Франции, для другого – новой Германии; выбор войны как средства достижения цели; желание завоевать Европу; поражение в войне с Россией; желание покончить с Англией с помощью континентальной блокады; сопротивление доминированию, в Испании – для Наполеона, в оккупированных странах – для Гитлера; поражение перед лицом коалиции государств; финал авантюры ценой разорения их стран. Разница же заключается в том, что в распоряжении Гитлера были современная наука, средства массовой
информации и более эффективный контроль.
Что касается сравнений Наполеона и Гитлера, то они, как отмечает Ксавье Модюи, просто некорректны . Порой все их «сходство» просто притянуто за уши. Авторитарный имперский режим стал прототипом тоталитаризма, полиция Фуше породила гестапо, политика в отношении евреев стала матрицей Холокоста, наполеоновские завоевания – прообразом завоеваний немецких нацистов, и в целом Наполеон – это модель Гитлера. Почему не наоборот – непонятно. Французская исследовательница Анни Журдан также отмечает, что порой авторы сравнительных биографий доходят до абсурда в своих сравнениях: Наполеон и Гитлер были иностранцами в своих странах; оба были небольшого роста (Модюи в заключении к своей книги специально посвятил этому вопросу отдельный пассаж, отметив, что рост Наполеона (168 см) был средним для того времени ; у обоих
был холерический темперамент; Бонапарт, как и Гитлер, не выносил противоречий и подчинил мир железом и кровью.
Сейчас порой говорят об упадке Франции. Несмотря на все дискуссии о Наполеоне, при нем французы точно не ощущали себя «упадочной» нацией, более того, именно Наполеон дал французам чувство национальной гордости и национального величия. Идея величия Франции была ключевым принципом Шарля де Голля, и первый президент Пятой республики отдавал должное Наполеону. В беседе с Андре Мальро генерал де Голль произнес замечательные слова: «Он оставил Францию меньшей, чем ее нашел, это так... Но это как с Версалем: его надо было создавать. Нельзя торговать величием». Вот и современные французы, на мой взгляд, снова хотят ощутить это чувство величия, как было раньше, при Наполеоне и де Голле, а не быть просто «младшим
партнером» заокеанских друзей.
Н.П. Таньшина, доктор исторических наук
